Что-то страшно знакомое, очень давнишнее мелькнуло Возницыну не так в ее лице, как в повороте шеи и в подъеме век, когда она обернулась на его взгляд... Ему показалось, что они где-то встречались. Мало-помалу это ощущение стало беспокойным и неотвязным. И главное - офицер знал, что и дама испытывает то же самое, что и он. Но память не слушалась его, как он ее не напрягал...
-Простите мою дерзость... но мне все время не дает покоя мысль, что мы с вами знакомы или, вернее... что когда-то, очень давно, были знакомы.
-И я тоже, представьте себе. Я все сижу и думаю, где мы с вами виделись...
Рука Возницына, державшая руку дамы, задрожала и сжалась. Мгновенный свет воспоминания точно ослепил его.
-Господи... Неужели Леночка?.. Виноват... Елена... Елена...
-Владимировна. Забыли...
Рассказ «Леночка», откуда взяты эти строки, был написан Куприным в апреле 1910 г. в Одессе и впервые напечатан в пасхальном номере «Одесских новостей». Рассказ невелик по объему, и поэтому на его примере удобно проследить автобиографичность в произведениях Куприна вообще; как известно, он как никто другой обширно пользовался своими жизненными впечатлениями (благо их было более чем достаточно), вводил реальных лиц под прозрачными псевдонимами или даже под своими именами, и порой это не вызывало у прототипов особой радости - так, например, было после выхода повести «На переломе (Кадеты)». А когда Куприну предлагали написать свою биографию, то, по воспоминаниям дочери, он ответил, что в этом нет особой нужды - почти все его произведения и так автобиографичны. Прототип Леночки - сердобчанка Софья Николаевна Владимирова, в замужестве Арапова (1871 - пос. 1948), уроженка деревни Жмакино (тогда Сердобского уезда, а теперь Колышлейского района). Николая Иваныча Возницына Куприн писал с себя, что-то в нем изображая так, как могло бы быть с ним на самом деле: он мог бы, как и его персонаж, окончить академию, воевать на Русско-японской, стать полковником генерального штаба, если бы не вышел в свое время в отставку (еще поручиком). Впрочем, хронология «Леночки» - особый вопрос.
Г. Сердобск, начало XX века
Формально можно было бы сказать, что действия в рассказе происходят в 1901 году - вероятно, именно тогда Куприн и С. Н. Арапова встретились после десятилетней разлуки. Но за это время они не успели бы так сильно измениться, встреча не давала бы желаемого эффекта. Поэтому Куприн перенес время действия в будущее (в будущее не только относительно времени действия, но и относительно времени написания рассказа) - лет на четырнадцать вперед, примерно на 1915-й - год, в котором ему исполнилось сорок пять (столько лет в рассказе Возницыну); тогда «Леночка», Софья Николаевна, будет замужней в самом деле двадцать лет, а ее дочь станет семнадцатилетней.
А после подлинной встречи в июне 1901 г. Куприн с месяц гостил у Араповых в Пановке (как и Жмакино, тогда Сердобского уезда, а теперь Колышлейского района). Отсюда он отправил в Ялту письмо Людмиле Ивановне, жене писателя С. Я. Елпатьевского.
«Милая мамаша!
Дорогая Людмила Ивановна!
Завтра какой-то староста что ли едет в Пензу, и вот я ночью пишу Вам, потому что он утром повезет это письмо.
Я здесь совсем освоился и ко мне привыкли. Прислуга зовет меня Александрой Ивановичем, а фамилию переделали в Купленный: такая уж горькая участь моей фамилии; даже самые близкие люди и те зовут меня не Куприн, как следовало бы, а КУприн, как не следует.
Утром я хожу до солнца на рыбную ловлю. Узкая речонка вся в кудрявых ветлах. Купальня с длинными мостками, идущими от берега, отразилась кувырком в воде резко и весело. Ловятся окуни, ерши, подлещики и плотва. Окунь - рыба самая благородная, берет червя нахрапом, в один момент и так его заглатывает, что едва-едва вытащишь крючок изо рта.
Люди, у которых я живу, - хорошие люди, славные и простые, хлебосольные и набожные. Веруют в Иоанна Кронштадского, перед обедом крестятся и убеждены, что тараканы к счастью. Видел кое-кого из здешних помещиков. Народ все бородатый, крепкого сложения, столбовые, либералы умеренного пошиба и страстные охотники. И попа одного видел. Хороший тип: из бедных и бессеребренников. Ряса под мышками заплатана, очевидно, попадьей и пользуется любовью и что особенно редко уважением крестьян. Я с ним сейчас же разговорился насчет духовных предметов и вовлек его в приятное изумление, конечно, больше всего о графе Льве Николаевиче господине Толстом.
Едят здесь удивительно много и вкусно, а пьют смородинную водицу. Невольно вспоминается Пушкин:
Боюсь, брусничная вода
Мне не наделала б вреда.
Напишите мне, милая Людмила Ивановна, побольше, побольше о себе. Как живете, что делаете, с кем встречаетесь. Небось уже совсем забыли своего найденыша? А он помнит Вас, любит по-прежнему и никогда не забудет Вашей ласки...
Целую Ваши руки - А. Куприн.
Сердобск. Сарат. губ. в деревн. Пановку. Петру Петровичу Арапову для Саши Куприна».
Священник, о котором упоминает Куприн, - по всей вероятности, Геннадий Александрович Орлов, настоятель давыдовской Покровской церкви с 1895 г. по октябрь 1902-го. Он крестил трех последних детей Араповых. Подтверждением же редкого уважения крестьян к священнику Орлову является случай 1 августа 1898 г., зафиксированный им в давыдовской метрике: «Саратовской губернии села Монастырщины крестьянин Иван Прохоров Королев, состоящий в расколе Австрийского согласия от роду лет, вследствие изъявленного решительного желания помазанием Св. Мира присоединен к православной Греко-Российской церкви с оставлением прежнего имени - Иоанн».
Обращение в Православие крестьянина-старовера, причем из другого прихода, - это ли не свидетельство уважения к пастырю?
У Орлова с женой Марией Александровной в Давыдовке родилось две дочери: 11 марта 1900 г. - Мария, 26 февраля 1902 г. - Антонина.
- Да, - промолвил Возницын чью-то чужую фразу, - мир в конце концов так тесен, что каждый с каждым непременно встретится. Ну, рассказывайте же, рассказывайте о себе. Что Аркаша? Что Александра Милиевна? Что Олечка?
В корпусе Возницын тесно подружился с одним из товарищей - Юрловым. Каждое воскресенье он, если только не оставался без отпуска, ходил в его семью, а на Пасху и Рождество, случалось, проводил там все каникулы. Перед тем как поступать в военное училище, Аркаша тяжело заболев. Юрловы должны были уехать в деревню. С той поры Возницын потерял их из виду. Много лет тому назад он от кого-то вскользь слышал, что Леночка долгое время была невестой офицера и офицер этот со странной фамилией Женишек - с ударением на первом слоге - как-то нелепо и неожиданно застрелился...
- Аркаша умер у нас в деревне в девяностом году, - говорила Львова. - У него оказалась саркома головы. Мама пережила его только на год. Олечка окончила медицинские курсы и теперь земским врачом в Сердобском уезде. А раньше была фельдшерицей у нас в Жмакине. Замуж ни за что не хотела выходить, хотя были партии, и очень приличные.
Дата смерти Аркаши изменена, но в остальном Куприн не отходит от истины: «проживающий в деревне Жмакино дворянин Аркадий Николаев Владимиров», 28-ми лет, скончался 26 июня 1898 г. от саркомы; имена его матери, Александры Милиевны, и сестры Ольги также подлинны. О. Н. Владимирова последний раз упоминается в девицах в 1897 г., уже почти тридцатилетняя (ее дальнейшая судьба неизвестна). История с фамилией «Женишек», обладатель которой нелепо застрелился, навеяна, возможно, судьбой золовки «Леночки», Елизаветы Петровны Араповой, по мужу Бушек: в 1895 г. она упоминается еще как девица, а в 1898-м - уже как «вдова губернского секретаря города Козлова».
О своем знакомстве с Куприным С. Н. Арапова писала: «Мне было 9 лет, мы жили в Пензе, и я начала брать уроки музыки у сестры А. Ив. Софьи Ивановны Куприной. Осенью мама решила переехать в Москву, и вот Софья Ивановна... дала письмо к своей матери Любови Алексеевне... проживающей во Вдовьем доме в Кудрино. Любовь Алексеевна познакомилась с мамой и стала у нее бывать, а с ней по воскресеньям стал приходить Саша.
Мы все так привыкли, что Саша приходит к нам по воскресеньям... Зиму Саша нас учил кататься на коньках. На Рождество приезжали из Пензы двоюродные сестры Полубояриновы, и мы устраивали спектакли, организатором был, конечно, Саша. Он доставал из театральной библиотеки пьески, мы разучивали роли... Куприн ухаживал за всеми, всегда был веселый и интересный собеседник».
Летом 1886 г. Куприн гостил в Жмакине у Владимировых. Но эта маленькая деревенька вошла в историю Пензенского края не потому. Жмакино - родина революционера, первым после декабристов покусившегося на цареубийство, Дмитрия Владимировича Каракозова, а Аркадий и Софья Владимировы - его родные племянники.
Дмитрий Каракозов родился в Жмакине 23 октября 1840 г., по окончании гимназии поступил в Казанский университет, осенью 1861 г. был оттуда исключен за участие в волнениях, под надзором полиции выслан в Пензу и в декабре уехал к сестрам в Жмакино. Потом было повторное поступление в университет, перевод в Москву, участие в ишутинском «Аде», в ноябре 1865 г. - последняя поездка на родину. 4 апреля 1866 г. у ворот Летнего сада Каракозов стрелял в Александра II, промахнулся, был схвачен и 3 сентября повешен на Смоленском поле.
Сразу после покушения министр внутренних дел Валуев шифрованной телеграммой требовал пензенского губернатора «пресечь толки, что он (Каракозов. - Авт.) сын помещика», опасаясь, что крестьяне опять воспримут покушение как месть «доброму царю» «злых бояр» (за отмену крепостного права), со всеми вытекающими последствиями. Параллельно начался экстренный сбор сведений о родственниках цареубийцы.
Выяснилось, что брат государственного преступника Алексей Владимирович Каракозов, окончив курс Казанского университета, в январе 1864 г. подал прошение о назначении чембарским городским врачом, в апреле вступил в должность, а уже в декабре 1865-го по своему желанию был переведен уездным врачом в родной Сердобск. Согласно рапорту чембарского исправника апреля 1866 г., «понятия и воззрения Алексея Каракозова более подходящи к идеям, проводимым журналом "Современник"» (который, к слову, был закрыт благодаря каракозовскому выстрелу).
Муж сестры Д. В. Каракозова, Дмитрий Семенович Халкионов, был помещиком села Анучино Чембарского уезда. По рапорту исправника он - уже в конец опустившаяся личность. Халкионов беспробудно пил, «доходило до того, что воровал в своем доме ложки, у жены какие-нибудь принадлежности женского туалета и все это нес в кабак и пропивал, и не раз его приносили с улицы домой бесчувственным и без платья». Жена некоторое время терпела все это, но в конце концов уехала в Москву. Впрочем, удалось выявить и у них неблагонадежные черты: он «неглуп, неизвестно отчего спился, ничем более не занимается», она «неглупая женщина и в семейной жизни несчастлива» (интересно, что «неглупый» используется как синоним «подозрительного»).
Леночка, как и всегда, уехала на лето с семьей к себе в Жмакино, а когда вернулась осенью в Москву, то Возницын, увидев ее в первый раз, раскрыл глаза и рот от изумления... В ней было нечто более прекрасное, чем красота, тот розовый сияющий расцвет первоначального девичества, который, Бог знает каким чудом, приходит внезапно... Лицо у Леночки было еще покрыто крепким деревенским румянцем, под которым чувствовалась горячая, весело текущая кровь, плечи округлились, обрисовались бедра и точные, твердые очертания грудей, все тело стало гибким, ловким и грациозным.
...Так начался для Возницына этот год любовного томления, буйных и горьких мечтаний, единиц и тайных слез.
Через несколько месяцев после злополучного выстрела все Каракозовы получили фамилию Владимировых. Из их рода в Жмакине, так запомнившемся Куприну, остался жить старший сын Николай с семьей.
Губернский секретарь Николай Владимирович Владимиров (1837/38 - пос.1894) 31 августа 1869 г. женился на дочери умершего подполковника Милия Адриановича Аничкова Александре Милиевне (1840/41 - 1899 или пос.1871), 23 мая 1870 г. у них родился сын Аркадий, 30 июля 1871 г. дочь Софья, вскоре - Ольга." А через несколько дней после свадьбы Владимиров оказался замешан в довольно-таки некрасивую историю.
21 сентября 1869 г., на попойке у соседа-помещика Дубасова, к нему подошел Николай Дмитриевич Костомаров, с января учительствовавший у князя Мансырева в Телегино, и завел речь о том, что «его брат Каракозов и преступник Ермолов не умерли и что существуют тайные общества, сочувствующие как их идеям, так и убеждениям сосланных за политические преступления в каторжную работу». На следующее утро Владимиров перепугался и донес о Костомарове уездному исправнику. Когда же исправник приехал к нему, то все это подтвердил, только «прибавил, что он у Дубасова находился в состоянии опьянения, что все происходившее там ему кажется сном и что, может быть, все слышанное им от Костомарова и Попова есть бред». Но делу уже дали законный ход: за Владимировым и Костомаровым учредили полицейский надзор, последний, уже ссылавшийся на Кавказ, был лишен права учительствовать и в марте 1870 г. уехал из Пензы в Царицын.
По этому поводу саратовский губернатор «совершенно секретно» сообщал пензенскому, что Дубасов, у которого встретились двое подозреваемых, «с утра до вечера пьян и несмотря на то, что ему уже за 40 лет, несмотря на свой ум и образование, которое он получил в Московском Университете, Дубасов занимается лишь своими лошадьми и цыганками, которые живут у него в доме. Страсть его к последним доходит до того, что цыганский язык является у него в доме разговорным». Нелестной является и характеристика Н. В. Владимирова: «Владимиров - человек с крайне ограниченным умом, необразованный, живет весьма бедно и почти не выходит из своего дома».
***
-Я двадцать лет замужем, - она улыбнулась грустно сжатыми губами, одним углом рта, - старуха уж... Муж - помещик, член земской управы. Звезд с неба не хватает, но честный человек, хороший семьянин, не пьяница, не картежник и не развратник, как все кругом... и за это слава Богу...
-А помните, Елена Владимировна, как я был в вас влюблен когда-то? - вдруг перебил ее Возницын.
Она засмеялась, лицо ее сразу точно помолодело...
-Какие глупости. Так... мальчишеское ухаживание. Да и неправда. Вы были влюблены вовсе не в меня, а в барышень Синельниковых, во всех четверых по очереди. Когда выходила замуж старшая, вы повергали свое сердце к ногам следующей за нею...
-Ага! Вы все-таки ревновали меня немножко? - заметил Возницын с шутливым самодовольством.
-Вот уж ничуть... Вы для меня были вроде брата Аркаши. Потом, позднее, когда нам было уж лет по семнадцати, тогда, пожалуй... мне немножко было досадно, что вы мне изменили... Вы знаете, это смешно, но у девчонок - тоже женское сердце. Мы можем совсем не любить безмолвного обожателя, но ревнуем его к другим...
***
16 февраля 1894 г. Софья Николаевна Владимирова вышла замуж за Петра Петровича Арапова, помещика соседнего с Жмакиным сельца Пановки. Жених был младше невесты на пятнадцать месяцев, и, вероятно, из-за этого не столь частого обстоятельства их возраст в метрических записях был обозначен с точностью до месяца.
Отец Петра Петровича, полковник Петр Устинович Арапов (1834 - 1887), был женат на своей троюродной сестре, Ольге Андреевне Араповой (1840 - 1882). Портрет Ольги Андреевны с сестрой Варварой в 1870-х писал И. К. Макаров. Имением в Пановке П.У. и О.А. Араповы владели раздельно. Дед Петра Петровича, генерал-майор Устин Иванович Арапов (1797 - 188?), был в 1836-1846 гг. тамбовским губернским, а в 1869-1880 гг. городищенским уездным предводителем дворянства. Сведений о службе П. П. Арапова в земской управе не обнаружено (по крайней мере, в списках 1905-1906 гг. он не значится), но в остальном характеристика, данная его женой, скорее всего, верна.
По словам старожилов Пановки, кирпичный двухэтажный дом Араповых стоял на южной окраине сельца, окруженный садом. В 20-х в здании располагался дом престарелых (перед войной его снесли), а с начала 30-х на этом месте долгое время находилась колхозная пасека.
От «Арапов-сада» сохранились до наших дней остатки рва и вала, его окружавшего, по периметру - липы и клены, в самом саду - несколько груш и яблони (в т.ч. пепин шафранный и жигулевские), не совсем еще одичавшие. На пустой площадке в юго-западном углу усадьбы можно различить место, где стоял сам барский дом, к западу от него кусты сирени. Отсюда, с холма, открывается замечательный вид на долину Хопра.
О своей «первой и второй любви» - барышнях Синельниковых - Куприн пишет и в «Юнкерах», как и здесь, в весьма шутливом тоне. После замужества старшей, Юлии, он объяснился в любви Оле, и ей посвятил (в 1889 г.) свой первый рассказ под названием «Последний дебют». Согласно автобиографическому роману, в посвящении стояло: «Ю. Н. Син...никовой» (на самом деле «Н. О. С-ой»). Вообще-то там должно было бы быть «О.Н.», но - «о, незабываемая сладость милого имени! Рука бывшей, но еще не умершей любви двигала пером юноши, и он в инициалах, точно лунатик, бессознательно поставил вместо буквы "О" букву "Ю"...» (гл. XIV). Автор «Последнего дебюта» был оскорбленной Олей решительно отвергнут.
Не знаю, насколько соответствует истине эта история, но она дает нам право предположить, как Владимировы стали в рассказе Юрловыми. Если верна наша первая догадка, что священником, заслужившим внимание Куприна, был Г. А. Орлов, то логичным покажется, если именно эта фамилия вспомнится писателю в связи с Владимировыми девять лет спустя. «О» снова будет заменено на «Ю», и Орлов станет Юрловым. Неслучайно дочь «Леночки» носит то же имя: помимо философского смысла («из нашего ума, вдохновения и таланта вырастет новая Леночка»), оно опирается и на реальные традиции в семье Араповых: сын был назван в честь отца Петром, одна дочь по бабушке Александрой, другая, по прадеду Милию, - Милицей. Впрочем, не исключено, что и подлинное имя «Леночки» Куприн сохранил в своих произведениях. Имя сестры однокашника по корпусу - Софья Николаевна - дано сестре Александрова (т.е. самого Куприна) в Александровском училище (гл. XIII «Юнкеров»); упоминается там и «Сонечка Владимирова, в которую он столько же раз влюблялся, сколько и разлюблял».
Если сопоставить воспоминания С. Н. Владимировой-Араповой и текст «Юнкеров», то возможным окажется предположить, что на пароходе Куприн встретился с девушкой, ставшей прототипом Юлии Синельниковой. Софья Николаевна писала: «Для полноты рассказа... присоединил воспоминание встречи на пароходе с одной его знакомой, с которой у него был роман... Когда мы совсем уехали из Москвы, он вел переписку с моим братом Аркадием, и его письма были полны описания счастливых часов, проводимых им у нее на даче».
И еще одна параллель между Владимировыми и романом «Юнкера». Куприн упоминает здесь «трех приехавших из Пензы землячек: Машеньку Полубояринову, Сонечку Аничкову и Зою Скрипицыну» (гл. XVI). Аничковы - родня С. Н. Владимировой-Араповой по матери, урожденной Аничковой (а Сонечка, заметим, - реальное имя купринской «Леночки»), «Дворянская девица Мария Михайлова Полубояринова» была крестной сына Араповых Николая; очевидно, она тоже доводилась Владимировым родственницей: А. В. Храбровицкий упоминал о племяннице «Леночки» Л. И. Полубояриновой. Скрипицыны - соседи-помещики Араповых. О Марье Павловне Скрипицыной из Павловки писал Ладыженский, в десяти верстах от Пановки расположено село Скрипицыно.
-А помните, Елена Владимировна, как в одну прекрасную пасхальную ночь двое молодых людей целовались около калитки
церковного дома? - спросил Возницын.
-Ничего я не помню... Гадкий мальчишка, - ответила она, мило смеясь. - Однако смотрите-ка, сюда идет моя дочь. Я вас познакомлю... Леночка, это Николай Иваныч Возницын, мой старый- старый друг, друг моего детства. А это моя Леночка. Ей теперь как раз столько лет, сколько было мне в одну пасхальную ночь...
У Петра Петровича и Софьи Николаевны родилось пятеро детей. Старший, Павел (род. 3.09.1895), умер в 14 лет; Петр (род. 29.06.1897) в первую мировую стал офицером 2-го Тарутинского полка, а Николай (род. 20.12.1900) - подпоручиком; одна из дочерей -Александра или Милица (род. 15.12.1898) - и послужила прототипом Леночки-младшей.
П. П. Арапов скончался в 1922 г., а Леночка-старшая прожила долгую жизнь. Она пережила и самого «Возницына», Куприна. В октябре 1948 г. Софья Николаевна писала из Пятигорска литературоведу А. В. Храбровицкому о приезде Куприна к ним в Пановку, вспоминая, как он ездил с ней и Петром Петровичем в Пензу и к соседям-помещикам и давал их детям целовать портрет Чехова, говоря, что это «очень хороший дядя».
- Нет, жизнь все-таки мудра, и надо подчиняться ее законам, - сказал он задумчиво. - И, кроме того, жизнь прекрасна. Она - вечное воскресение из мертвых. Вот мы уйдем с вами, разрушимся, исчезнем, но из нашего ума, вдохновения и таланта вырастут, как из праха, новая Леночка и новый Коля Возницын... Все связано, все сцеплено. Я уйду, но я же и останусь. Надо только любить жизнь и покоряться ей. Мы все живем вместе - и мертвые и воскресающие.
Он еще раз наклонился, чтобы поцеловать ее руку, а она нежно поцеловала его в сильно серебрящийся висок. И когда они после этого посмотрели друг на друга, то глаза их были влажны и улыбались ласково, устало и печально.
Источник фото: 900igr.net, kuprin.velchel.ru, olpictures.ru, inosmi.ru.
Белохвостиков Е. П. Странички пензенской истории: Краеведческие статьи 2001-2008 гг. Часть 2. – Пенза, 2008. – С. 92-101
Александр Куприн. Биография. Ранний период творчества