Иван Петрович Кулибин родился в 1735 году в Нижнем Новгороде, в семье мелкого торговца.
   Его отец был старообрядцем и воспитывал сына в строгости, с ранних лет приучая к труду. Иван освоил грамоту и счет у дьячка, а затем встал за прилавок, чтобы помогать отцу. Однако больше всего юношу увлекало чтение книг и создание разных игрушек — «флюгеров, толчей, меленок». Убедившись в исключительных способностях сына, Кулибин-старший позволил ему заниматься слесарным и токарным делом.
    После смерти отца 23-летний Иван Кулибин открывает в Нижнем Новгороде часовую мастерскую. И с тех пор, как он починил «замысловатый снаряд, показывающий делянки суток» губернатору Аршеневскому, пошла народная молва о необыкновенном умельце. Нижегородская знать, дворяне, помещики, купцы стали постоянными клиентами Кулибина.
   В 1767 году, во время поездки Екатерины II по волжским городам, представленный губернатором Иван Кулибин продемонстрировал государыне свои изобретения, а также рассказал о часах, которые замыслил смастерить в ее честь.
Через два года он привез царице телескоп, микроскоп, электрическую машину и уникальные часы размером с гусиное яйцо, которые в полдень исполняли музыку, сочиненную Кулибиным в честь приезда императрицы Екатерины II в Нижний Новгород.

   Сейчас эти часы хранятся в Эрмитаже.
Государыню поразил встроенный механизм театра-автомата: «В нем ежечасно растворялись маленькие царские двери, за которыми виднелся Гроб Господень, по сторонам двери стояли два воина с копьями. Отворялись двери златого чертога, и появлялся ангел. Камень, приваленный к двери, отваливался, дверь, ведущая в гроб, открывалась, стража падала ниц. Через полминуты появлялись жены-мироносицы, куранты играли три раза молитву «Христос Воскресе», и двери затворялись».

   Поднесенный императрице дар произвел на нее столь сильное впечатление, что она предложила талантливому мастеру возглавить механические мастерские Академии наук. Кулибин принял предложение. Так начался новый, самый яркий, этап в жизни и творчестве «нижегородского посадского, вельми прилежного до всякого сотворения премудростей диковинных».
   Однако часы оставались самой большой страстью «главного механикуса отечества», он создавал проекты разнообразных часовых механизмов от «часов в перстне» до башенных гигантов. Карманные «планетные» часы Кулибина, кроме указания на время, показывали месяцы, дни недели, времена года, фазы Луны.
Изобретательство к этому времени стало неотъемлемой частью жизни Ивана Петровича. Одним из первых он обратил внимание на необходимость мостостроительства. В 70-х годах XVIII века Кулибин спроектировал первый однопролетный деревянный мост через реку Неву, а в конце 1776 года успешно прошли испытания 14-саженной модели этого моста.
   В 1779 году он сконструировал знаменитый фонарь-прожектор, который давал сильное освещение при слабом источнике, создал карманные электрофоры. С тех пор, как при помощи обыкновенных зеркал Кулибин осветил темные переходы Царскосельского дворца, он неизменно участвовал в оформлении различных карнавалов, празднеств, торжественных ассамблей, балов, устраивая всевозможные фейерверки, «световые шутихи», оптические забавы, аттракционы.
   В 1791 году Кулибин изобрел прототип современного велосипеда и легкового автомобиля.
Подъемное кресло — первый в мире лифт — стало одним из любимейших развлечений высших сановников и дворцовой челяди. Оптический телеграф, «водоход», машины для добычи соли, мельницы, водяное колесо, даже фортепиано и многое другое — вот многообразное наследие Ивана Петровича, который был награжден Екатериной II специальной именной золотой медалью на Андреевской ленте с надписью «Достойному. Академия наук — механику Ивану Кулибину».

   Гениальный изобретатель, конструктор и ученый не только вызывал восхищение современников, но и оставил потомкам удивительные приборы и оригинальные научные догадки, не вполне еще оцененные. Как сказал великий математик Эйлер Ивану Кулибину: «Теперь Вам остается построить нам лестницу на небо».
   Геодезические, гидродинамические и акустические приборы, готовальни, астролябии, электрические банки, телескопы, подзорные трубы, микроскопы, солнечные и иные часы, барометры, термометры, ватерпасы, точные весы — таков далеко не полный перечень сделанного в мастерских под руководством Кулибина.

А теперь подробнее о его изобретениях:

Водоходное судно
  В конце XVIII века самым распространенным способом подъема грузов на судах против течения был бурлацкий труд — тяжелый, но относительно недорогой. Существовали и альтернативы: например, машинные суда, приводимые в движение волами. Устройство машинного судна было следующим: оно имело два якоря, канаты которых крепились на специальном валу. Один из якорей на шлюпке или по берегу доставлялся вперед на 800−1000 м и закреплялся. Волы, работающие на судне, вращали вал и накручивали якорный канат, подтягивая судно к якорю против течения. В это же время другая шлюпка везла вперед второй якорь — так обеспечивалась непрерывность движения.
   Кулибину пришла в голову мысль, как обойтись без волов. Его идея состояла в использовании двух колес с лопастями. Течение, вращая колеса, передавало энергию на вал — якорный канат накручивался, и судно подтягивало себя к якорю, используя энергию воды. В процессе работы Кулибина постоянно отвлекали заказами на игрушки для царских отпрысков, но он сумел выбить финансирование на изготовление и установку своей системы на небольшое судно. В 1782 году оно, нагруженное почти 65 т (!) песка, показало себя надежным и значительно более быстрым, нежели корабль на воловьей или бурлацкой тяге.

   В 1804 году в Нижнем Новгороде Кулибин построил второй водоход, который был вдвое быстрее бурлацких расшив. Тем не менее департамент водных коммуникаций при Александре I отверг идею и запретил финансирование — водоходы так и не получили распространение. Гораздо позже в Европе и США появились кабестаны — суда, которые подтягивали себя к якорю, используя энергию парового двигателя.
Винтовой лифт
  Наиболее распространенная лифтовая система на сегодняшний день представляет собой кабину на лебедках. Лебедочные лифты были созданы задолго до патентов Отиса середины XIX века — подобные конструкции действовали еще в Древнем Египте, приводились в движение они тягловыми животными или рабской силой.

   В середине 1790-х годов стареющая и разжиревшая Екатерина II поручила Кулибину разработать удобный лифт для передвижения между этажами Зимнего дворца. Она непременно хотела лифт-кресло, и перед Кулибиным встала интересная техническая задача. К подобному лифту, открытому сверху, нельзя было прицепить лебедку, а если «подхватывать» кресло лебедкой снизу, она бы доставила неудобство пассажиру. Кулибин решил вопрос остроумно: основание кресла крепилось к длинной оси-винту и двигалось по нему подобно гайке. Екатерина садилась на свой передвижной трон, слуга крутил рукоять, вращение передавалось на ось, и та поднимала кресло на галерею второго этажа. Винтовой лифт Кулибина был закончен в 1793 году, второй же в истории подобный механизм Элиша Отис построил в Нью-Йорке лишь в 1859-м. После смерти Екатерины лифт использовался придворными для развлечений, а затем был заложен кирпичом. На сегодняшний день сохранились чертежи и остатки подъемного механизма.

Самобеглая коляска и другие истории
   Нередко Кулибину, помимо действительно изобретенных им конструкций, приписывают множество других, которые он действительно совершенствовал, но не был первым. Например, Кулибину очень часто приписывают изобретение педальной самокатки (прообраза веломобиля), в то время как такую систему создал на 40 лет раньше другой русский инженер-самоучка, а Кулибин был вторым. Рассмотрим некоторые из распространенных заблуждений.

    Итак, в 1791 году Кулибин построил и представил Академии наук самодвижущийся экипаж, «самобеглую коляску», по сути являвшуюся предшественницей веломобиля. Она была рассчитана на одного пассажира, а в движение машину приводил слуга, стоящий на запятках и поочередно давящий на педали. Самобеглая коляска некоторое время служила аттракционом для знати, а затем затерялась в истории; сохранились только ее чертежи. Кулибин не был изобретателем веломобиля — за 40 лет до него аналогичную по конструкции самобеглую коляску построил в Петербурге другой изобретатель-самоучка Леонтий Шамшуренков (известный в частности, разработкой системы подъема Царь-колокола, которая так и не была использована по назначению). Конструкция Шамшуренкова была двухместной, в более поздних чертежах изобретатель планировал построить самоходные сани с верстомером (прообразом спидометра), но, увы, не получил должного финансирования. Как и самокатка Кулибина, самокатка Шамшуренкова до наших дней не дошла.
Протез ноги
   На рубеже XVIII—XIX веков Кулибин представил Санкт-Петербургской Медико-хирургической академии несколько проектов «механических ног» — весьма совершенных по тем временам протезов нижних конечностей, способных сымитировать потерянную выше колена (!) ногу. «Испытателем» первого варианта протеза, сделанного в 1791 году, стал Сергей Васильевич Непейцын — на тот момент поручик, потерявший ногу при штурме Очакова. Впоследствии Непейцын дослужился до генерал-майора и получил у солдат прозвище Железная Нога; он вел полноценную жизнь, и не все догадывались, почему генерал чуть-чуть прихрамывает. Протез системы Кулибина, несмотря на благоприятные отзывы петербургских медиков во главе с профессором Иваном Федоровичем Бушем, был отвергнут военным ведомством, а серийное производство механических протезов, имитирующих форму ноги, позже началось во Франции.

Прожектор

Фонарь-прожектор, созданный в 1779 году, так и остался технической диковинкой. В быту — в качестве фонарей на экипажах — применялись лишь его уменьшенные версии.
   В 1779 году увлекавшийся оптическими приборами Кулибин представил петербургской публике свое изобретение — прожектор. Системы отражающих зеркал существовали и до него (в частности, использовались на маяках), но конструкция Кулибина была значительно ближе к современному прожектору: одна-единственная свеча, отражаясь от размещенных в вогнутой полусфере зеркальных отражателей, давала сильный и направленный поток света. «Чудесный фонарь» был положительно принят Академией наук, расхвален в прессе, одобрен императрицей, но остался лишь развлечением и не был применен для освещения улиц, как полагал Кулибин изначально. Сам мастер впоследствии изготовил ряд прожекторов по индивидуальным заказам кораблевладельцев, а также сделал на базе этой же системы компактный фонарь для кареты — это принесло ему определенный доход. Мастера подвело отсутствие защиты авторского права — каретные «кулибинские фонари» начали массово делать другие мастера, что сильно обесценило изобретение.   Жизнь русского изобретателя была необыкновенно яркой и насыщенной. Он был трижды женат, последний раз – в 70 лет, причем супруга родила ему трех дочерей.
   Всего у Ивана Кулибина было 12 детей, всем сыновьям мастер дал высшее образование. Однако исход жизни изобретателя был крайне плачевным. Он жил в бедности, умер в 1818 году, так и не увидев своего легендарного творения – железного моста через Неву.
В ЦГПБ им. В. Г. Белинского есть книга Александра Ивича «Художник механических дел» о жизни и изобретениях великого русского мастера.
Вот последняя глава из неё:

ЖЕЛЕЗНЫЙ МОСТ
   Кулибин проснулся от криков на улице. Он по-стариковски не сразу очнулся от сновидений. А раскрывши глаза, увидел, что горница не по-хорошему светла: отблески пламени танцевали по стенам. Пахло дымом.
Иван Петрович разбудил жену и босой, накинув, что под руку попалось, бросился к окну. Пылало четыре не то пять соседних строений. Ветер уже забросил головню к кулибинскому дому. Занялась галерейка, обведенная вкруг дома, полз огонь по ступенькам переднего крыльца...
   Вынес Иван Петрович трех своих малых дочерей и вернулся с заднего крыльца в дом. Свет пламени не пробивал дымной стены. Задыхаясь от нестерпимого кашля, ощупью собирал Иван Петрович со стола, из укладок чертежи да нужные бумаги и выбрасывал в окно. А более ничего не успел. Почему-то сорвал со стены часы с кукушкой, сунул под мышку и, шатаясь, пробрался к выходу.
   Час был еще не поздний. Баре, возвращаясь в колясках и каретах из театра, приказывали кучерам свернуть к Успенскому съезду: нежданное представление пышнее театрального. Они смотрели, как суетился простой люд, неумело пытаясь отстоять еще не охваченные огнем дома, жалостливо покачивали головой, слушая
причитания погорельцев, народа все небогатого, терявшего и кров и пожитки.
   Дом Кулибина стоял на холме, в стороне от пожара, и отстоять его было возможно — сокрушить галерейку да крыльцо. Зрители в каретах бились об заклад, сгорит ли кулибинский дом.
Не хватало воды, не хватало багров рушить занявшиеся пристройки да заборы. А криком и толчеей не собьешь огня...
   И вот обвалилась с треском верхняя светелка кулибинского дома, весело поднялся к небу огонь, насквозь просветив еще крепко стоявший дом, словно пышная иллюминация, какие сочинял Иван Петрович князю Таврическому.
Уплатив заклады, проигравшие недовольно уезжали домой спать.
   Кулибин смотрел на огонь, думал о непрочности дерева. Гниет, горит... Мост через Неву надобно строить железный.
   Кто-то из старых знакомцев увел к себе жену и детей Ивана Петровича.
В третьем часу ночи пожар стих. Легкий ветерок играл пеплом, относил в дальние улицы дым.
Так остался Иван Петрович бездомным. А лет ему было от роду семьдесят восемь.
   До утра он сидел у пожарища, думал. Модели погибли, все изготовленное для самодвижимой машины сгорело. Беда!.. Где жить? Денег вовсе нет, не построишь нового дома. Беда... Силы нужны, спокойствие для завершения важных замыслов. Нет, не писано на роду спокойствие. А мост через Неву надлежит сооружать железный, на каменных быках.
   На рассвете увидел — бежит к нему старик. Кто такой? Не разглядеть в утренней дымке.
Прибежал, сел на камень — отдышаться. Плачет. Вымолвил наконец:
— Иван Петрович, отец родной, вот горе-то! Иван Петрович, батюшка, Христом Богом молю: пойди ко мне жить с семейством, пока отстроишься! Хоромы, сам знаешь, небогатые, да лучшую горенку тебе отдам. Не откажи!
Верным другом остался нижегородский часовой мастер Алексей Пятериков, первый ученик Кулибина.
   Поднялся Иван Петрович, молча поцеловал друга, оперся на его руку, и пошли два старика.
— Не кручинься, Иван Петрович, денег тебе выхлопочем на новое строение.
Кулибин приостановился, подумал и недовольно ответил:
— Прежнее мнение о деревянном мосте вовсе оставить. Мост через Неву надобно строить железный. И два разводных пролета для пропуска судов — у правого берега и у левого.
Пятериков опасливо взглянул: не тронулся ли Иван Петрович умом?
    Пожил у Пятерикова, потом у старшей дочери, в селе Карповке, близ Нижнего.
Зять хлопотал. Из общественного призрения, учрежденного для помощи беднякам, выдали шестьсот рублей на строение дома. Мало. Дали немного денег вперед в счет пенсиона. Хорошо еще, заимодавцы терпят, не требуют долгов. А строить новое жилье хлопотно: время, силы отнимет.
   Присмотрел Иван Петрович ветхий домик, купил. Одна радость, что садик есть. Запущенный, но оно и лучше: в саду потрудиться — от тяжких мыслей отдохновение.
Сочинял же Кулибин тогда проект железного моста через Неву. О том уже и прежде были заметы — их спас Иван Петрович от огня.
   Надлежало поставить четыре быка, сложенных из дикого камня, — два у берегов, два ближе к середине реки. От быка к быку перекинуть арки из железных решеток. Три арки...
Иван Петрович посадил три деревца в саду и разогнулся. Болела поясница, однако думалось хорошо. Легко вспоминались примеры подходящих строений. Чугунный мостик через реку Мойку на Невском проспекте, своя модель моста деревянного, что ныне установлен для прогулок дам и кавалеров в Таврическом саду. Та модель показала, как верно сосчитанная арка, дуга огромной длины, легко держит тяжесть. В железном мосту собственной тяжести много больше, нежели в деревянном. Однако каждая дуга будет лишь в четвертую часть той, деревянной. Надлежало удостовериться в толщине и форме железных брусьев, из которых сложится мост.

   Тут Иван Петрович вспомнил, как сидел на стропилах внутри шпиля Петропавловской крепости, всматриваясь в его строение, вспомнил строение всего Петропавловского собора.
   И нашел пропорции дуги над входом в церковь подходящими для моста. Улыбнулся: вот нежданно-негаданно пригодилось опасное восхождение на шпиль!
Чертежи были изготовлены, объяснения к ним написаны. Помня о запросах Адмиралтейств-коллегии по строению машинных судов, Кулибин писал объяснения подробно, чтобы на все вопросы, какие могут возникнуть, ответ был тут же.
Пора слать проект в Петербург.
   В столице было празднично: император Франции, покоривший половину Европы, непобедимый полководец, побежден. Значение России возросло неизмеримо, властители европейских стран говорили с императором Александром подобострастно.
Кулибин вспоминал победы екатерининских времен. Пышные праздники, новые дворцы, богатые монументы, украшение столицы. Он думал: время благоприятствует замыслу. Прилично ли столице столь важной державы, городу, богатому дворцами, пышными храмами, обстроившему набережные гранитом, не иметь моста?! Деревянный на плашкоутах стыдно почитать за мост. Весной и осенью, как прежде, отрезаны важные части города — Васильевский остров, Петербургская сторона. И по-прежнему терпят бедствия, гибнут жители, которых неотложные нужды заставляют пробираться на авось, рискуя головой, по некрепкому льду.
    Однако кому вручить судьбу проекта? Какому ж ведомству надлежит иметь попечение над сооружением моста? Зыбко, неясно, как и со строением речных судов. Дело большое — решать будет государь. Следственно, не ведомство важно, а кто будет говорить государю о мосте.
Нужен человек, не равнодушный к народной пользе и близкий к императору.
В силе ныне граф Аракчеев. Забота графа о пользе народной сомнительна. Но механическим художествам граф не чужд — сам совершенствовал сверление пушек и делание ружей.
   Ход к государю через Аракчеева, вернее нет. А к Аракчееву где ход? Кулибин вспомнил о старинном своем доброжелателе, сенаторе Аршеневском, что был губернатором в Нижнем, когда подносил механик Екатерине часы яичной фигуры.
Ему и послал Кулибин проект с покорнейшей просьбой передать его графу Аракчееву. К проекту приложил Кулибин письмо Аракчееву.
И сенатор передал проект всесильному временщику.
   Канцелярию Аракчеев держал в строгом порядке, и ответ не замедлил. Спустя четыре месяца получил Кулибин послание, чистенько писанное канцеляристом и с собственноручной графской подписью.
Вежливое послание.
   Граф сообщал, что проект колоссального моста через Неву-реку рассматривал и занятия господина Кулибина нашел полезными. Однако государю граф проект представить не может, ибо сие обстоятельство относится до министерства просвещения.
Кулибин отложил на минуту письмо, задумался. С какой же стороны строение моста относится до просвещения? Не понял и стал читать дальше.
Граф писал, что господин Кулибин, без сомнения, сам согласится с его, Аракчеева, заключением.
   А заключение было до странности похоже на выслушанное сорок лет назад по поводу строения деревянного моста: «Предполагаемая вами постройка через Неву моста потребует больших издержек, кои в нынешнее время государству необходимы для других важнейших предметов, без коих обойтиться неможно, а потому и думаю, что сие предположение нельзя будет привести теперь в исполнение».
   Вот и снова государству недосуг. Однако прав ли Аракчеев? Надо полагать, император возвратится из Парижа благостный, и ведь может ему понравиться мысль отметить славную победу, возросшее значение России в делах европейских, колоссальным строением, украшающим столицу.
   Надо снова думать, кому вручить судьбу проекта. Кто подаст его императору?
Только не чрез Академию наук. Все наперед известно: ляжет там проект намертво. Или того хуже: опорочат академики труд, и тогда дело будет пропащим. И все же чрез академию. Нет иного пути.
   Посланы бумаги президенту академии. Хлопоты же Иван Петрович поручил сыну Семену, занимавшему уже немаловажное место в одном из министерств. Однако место было не столь значительно, чтобы добиться свидания с президентом. И письма с напоминаниями вручал Семен Иванович президентскому лакею. Ответов же на письма не дождался.
   Писал в академию и Аршеневский. Хоть был он сенатором, а все же президент ответом пренебрег. И тогда написал Аршеневский министру просвещения Голицыну. Просил, чтобы министр истребовал проект из академии. Но встретилось затруднение: проект исчез, будто его и не было. Президент же сумел стать вовсе не доступным для тех, кто о деле справлялся.
И вдруг проект появился: внезапно прислан из академии Голицыну. И с проектом прислан отзыв: быки соорудить невозможно — тому помешает быстрое течение Невы.
Напрасно Кулибин писал, доказывал — вряд ли возражения его кто-либо читал. Все было, как предвидел Иван Петрович.
   О проекте колоссального железного моста через Неву-реку император так и не услышал.
А в Нижнем ратуша продала машинное судно, отданное ей на хранение. Хранить надоело, и объявила ратуша о продаже его за двести рублей — на дрова.
Двухсот рублей у Кулибина не случилось. Впрочем, и не очень это судно нужно Ивану Петровичу: среди бумаг его лежит новый проект, совершеннее прежнего.
Сломали машинное судно, сожгли в печах.
   Тогда одолела Кулибина старость. Она разливалась по телу. То ноги болели нестерпимо, то кашлял Иван Петрович необыкновенным кашлем. Писал сыну о нездоровости, думал, что смерть может прийти неожиданно.
  А самодвижимая машина не готова. После пожара строил все наново — прежняя модель сгорела. Объела машина дочиста. Словно дурная наседка: клохчет, вот-вот яйцо снесет, а глядишь — обман. Денег нет, долгов не счесть.
   И новые чертежи и переделка модели. Долго работать было не под силу. Уходил с дочками гулять к оврагу. Мастерил им затейливые игрушки. Через ручей перекинул мост — на быках, разводной. По ручью пустил расшиву с механическим колесом и бечевой. Расшива шла против течения. А в трюм девочки насыпали соль, чтобы было совсем как на волжских судах, что приходят в Нижний с низовья. Дернешь за веревочку — и поднимается разводная часть моста для пропуска расшивы.
   Ручей был тот самый, на котором мальчиком Кулибин строил плотину.
В именины младшенькой Иван Петрович сочинил фейерверк, и сад был освещен зеркальным фонарем.

   А потом почти все дни лежал: не было сил. И сна ночью не было. Когда засыпала жена, доставал из-под подушки чертежи. Работать лекарь вовсе не позволил. Только ночью, тайком, заслонив книгой свечу, поправлял Иван Петрович чертежи самодвижимой машины.   Мысли были не очень грустные. Да, гордого моста через Неву не увидит, машинных судов на Волге не увидит. А сочинены проекты хорошо, особенно мост. Не обманул орлов, что прилетали в молодости на подоконник. Пусть тот, другой орел, двуглавый, смотрит мимо. Все равно будет мост через Неву, пойдут машинные суда по Волге! Вспомнит ли тогда Отчизна своего мастера? Вспомнит ли о неусыпном его труде? Не важно. Не для того был труд. Не ради славы. Он был для пользы народной. И труд был счастье — значит, жизнь радостна. А беды — что ж о бедах вспоминать... Неинтересно.
Кулибин заснул.
   И в последний раз ему приснился орел. Он сидел на высокой скале, спокойный, сложив крылья и словно бы раздумывая о важном, и словно бы видел зорким глазом сквозь утреннюю дымку, что придет завтра. Но дымка была густа, непрозрачна. Иван Петрович не узнал, что видел орел. И больше не проснулся...

Хоронили Кулибина в жаркое летнее утро 4 июля 1818 года.

   Деньги на похороны собирала жена трудно. Пятериков принес что было, да этого не хватило. Старый мастер подумал, огляделся. Снял со стены часы с кукушкой, те, что Иван Петрович из огня спас, и унес под мышкой. Продал часы. Тогда денег хватило.
   В те дни кудрявый юноша, великий сын России, Александр Сергеевич Пушкин, дописывал послание другу, мудрецу Чаадаеву:

Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

   Чтобы узнать больше о жизни великого изобретателя, посетите городские библиотеки. Помните – любое открытие начинается с мечты и доброй книги.

Источник фото: russian-people.livejournal.com, top-antropos.com, paranormal-news.ru

Гении и злодеи. Иван Кулибин