Образ Татьяны в соответствии с реалистическими принципами. Ее черты мотивированы и в то же время «странны», индивидуальны. Ее отец, «бригадир» Дмитрий Ларин, женился в Москве на девушке из знатной семьи (кузиной матери Татьяны является «княжна Алина» и привез ее в «свою деревню».
   Там она «рвалась и плакала сначала», не зная, чем «заняться», и вспоминая о том, кто «сердцем и умом/Ей нравился гораздо боле» мужа. «Привыкла, и довольна стала». В то время, когда в соседнее приезжает Онегин, «простой и добрый барин», отец Татьяны уже скончался, а ее мать производит впечатление «очень милой старушки».
   Рассказ о родителях Татьяны важен, так как позволяет охарактеризовать жизнь провинциальной усадьбы, сформировавшую основу характера героини. Это «жизнь мирная», простая и «покойная».
Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины;
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод...
Им квас, как воздух был потребен,
И за столом у них гостям
Носили блюда по чинам.
   Такой быт сформировал в натуре Татьяны спокойное достоинство в сочетании со скромностью и «сердечностью». Уезжая впоследствии в Москву, она не только боится «Привлечь насмешливые взгляды» «московских франтов», но сознает, что меняет «милый, тихий свет/На шум блистательных сует». В ее простых чертах даже петербургский свет находит неоспоримые достоинства.
К ней дамы подвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже.
Ловили взор ее очей;
Девицы проходили тише
Пред ней по зале...
   В сравнении со светской суетой и легковесностью Татьяна простоте и спокойствию предстает «верным снимком» истинно хорошего вкуса:
Она была не тороплива.
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех.
Без этих маленьких ужимок.
Без подражательных затей...
Все тихо, просто было в ней.
    Во всем остальном Татьяна, как и Онегин, «чужая» в своей среде. Она дика, боязлива, погружена в мечты и даже «Казалась девочкой чужой». Ей чужды интересы окружающих её людей. В письме Онегину она признается:
Вообрази: я здесь одна.
Никто меня не понимает...
  Характеристика «Господ соседственных селений» проясняет основу противопоставления Татьяны и провинциального дворянства. В своем «благоразумии» они далеки от духовных интересов, заняты хозяйством, бытовой стороной жизни.
Их разговор благоразумный
О сенокосе, о вине,
О псарне, о своей родне,
Конечно, не блистал ни чувством.
Ни поэтическим огнем.
Ни остротою, ни умом.
Ни общежития искусством;
Но разговор их милых жен
Гораздо меньше был умен.
   В Татьяне подчеркнута погруженность в иной мир. С детства она «не умела», «не хотела» играть ни «в горелки», ни в куклы, заниматься рукодельем, ей были «скучны» «ветреные утехи» и «проказы» детей. Ее «подругой» была задумчивость, всем забавам она предпочитала сначала «страшные рассказы», а затем книги. Привезенные матерью в деревню романы сентименталистов заменили героине живые чувства. Духовность делает ее «милой» автору (постоянный эпитет в авторской речи) и выделяет как в провинциальной, так и в столичной светской среде.
Глубину ее духовных потребностей проявляет возникшая любовь к Онегину.
Давно ее воображенье,
Сгорая негой и тоской.
Алкало пиши роковой.
Давно сердечное томленье
Теснило ей младую грудь;
Душа ждала... кого-нибудь...
И дождалась... Открылись очи:
Она сказала: это он!
   Гипербола «Все полно им» лишена романтического преувеличения, так как переживания героини изображены с психологической достоверностью. Мысль об Онегине занимает ее настолько, «докучны» и «ласковые речи» родных, и «взор заботливой прислуги» и «неожиданный приезд» гостей. Книги получили для нее «живое очарованье», потому что в их героях она «ищет и находит» проявления своей «сердечной полноты».
Все для мечтательницы нежной
В единый образ облеклись,
В одном Онегине слились.
Воображаясь героиней
Своих возлюбленных творцов...
Одна с опасной книгой бродит,
Она в ней ищет и находит
Свой тайный жар, свои мечты...
   Письмо Татьяны Онегину вызывает по ассоциации несколько строф авторских рассуждений о «родном» языке, так как она «писала по-французски». Другим предметом размышлений для автора становится сам его текст, который он хранит у (читает «с тайною тоскою» и не может «начитаться». В романе повествователь представляет свой «Неполный, слабый перевод письма. И авторское отступление, и мнение рассказчика о «безумном сердца разговоре» свидетельствуют, что письму придается важное
значение.
   Оно характеризует героиню не столько своим содержанием, сколько эмоциональной насыщенностью.
Кто ей внушил и эту нежность,
И слов любезную небрежность?
Кто ей внушил умильный вздор,
Безумный сердца разговор
И увлекательный, и вредный?
   Любовь пробудила жизнь души, направила ее в новое русло. Насколько верно это впечатление передано письмом, Пушкин в письме П.А. Вяземскому 29 ноября 1824 г.: «...если, смысл и не совсем точен, то тем более истины в письме; женщины, к тому же 17-летней, к тому же влюбленной!». В воплощении образа Татьяны главную роль играет лирическое «Язык Петрарки и любви», «уста» автора не с «венецианкою младой», а с «барышней уездной».

    Она изображена как идеал поэта, и в трепете ее сердца виден отсвет его душевного огня. Сходство подтверждает и главная характеристика образа героини, выходящая на первый план после того, как рассеялись ее иллюзии о духовном союзе с Онегиным,
Татьяна «русская душою», и в этом отношении ее мировосприятие близко авторскому. Как и сам поэт, она чувствует, что предана «деревенской тишине», перекликается с прощанием с «мирными долинами» героини.
   Ее «привлекает» неброская «краса» русской природы, Обращаясь к читателям, автор иронически замечает, что картины русской зимы особого «рода» — для их понимания нужно чувствовать слияние с жизнью этого края. Рисуя пейзаж в начале пятой повествователь органично переходит от того, что «увидела выглянув в январе «поутру» в окно своей спальни, к обращенной картине, затем снова обращается к восприятию героини. Такое продолжение не случайно, им подчеркнуто его духовное родство с «верным идеалом». Татьяна видит
Поутру побелевший двор,
Куртины, кровли и забор.
На стеклах легкие узоры.
Деревья в зимнем серебре.
Сорок веселых на дворе...
Такие же «низкие», ничем не приукрашенные детали составляют авторский пейзаж:
Зима!... Крестьянин торжествуя
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя.
Плетется рысью как-нибудь...
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки жучку поездив...
  В замечаниях по поводу картин «такого рода» раскрывается смысл художественной задачи. До сих пор природа воссоздавались в «живописных» полотнах, «роскошным слогом», «пламенными стихами» с намереньем пленить читателя. Рассказчик в романе в стихах «не намерен» продолжать эту традицию. Он остается верен своей цели — изобразить «в картине верной» современную жизнь.
   Пейзаж возникает перед взглядом автора, героини и читателя таким, какой он есть в действительности. Поэтизация его деталей – это свойство не «вдохновенного» пера, а любящего взгляда.

Татьяна (русская душою,
Сама не зная, почему)
С ее холодною красою
Любила русскую зиму...
   В седьмой главе образ русской зимы, основанный на фольклорных представлениях, возникает как продолжение «умилен взора героини, предвидящей скорое расставанье с «веселой природой».
Ее прогулки длятся доле.
Теперь то холмик, то ручей
Остановляют поневоле
Татьяну прелестью своей.
Она, как с давними друзьями,
С своими рощами, лугами
Еще беседовать спешит.
Вот север, тучи нагоняя.
Дохнул, завыл — и вот сама
Идет волшебница зима.
Блеснул мороз. И рады мы
Проказам матушки зимы.
   «Русская» душа Татьяны сформировалась независимо от влияния прочитанных книг. Несмотря на то, что она на родном языке «выражалася с трудом», глубинные пласты ее сознания отражают реальность народной жизни, к которой она почти не имеет отношения. Исключением являются «рассказы», «были, небылицы», переданные няней, а патриархальный быт, сохраняющий следы «простонародной старины». Насколько глубоким оказалось это влияние, показывает сходство психологического анализа, позволившее заглянуть в подсознание героини. Вслед за В.А. Жуковским (реминисцентный источник проявляет эпиграф из баллады «Светлана») Пушкин обращается к мотиву сна.
   В романе он имеет не сюжетообразующее, как в балладе, а психологическое значение, и у Жуковского, сон возникает как продолжение крещенских гаданий (во «мгле крещенских вечеров» — гл. 3, стр. 4).
  Однако для пушкинской Татьяны вера в предсказания, предчувствия, приметы становится не бытовой, а психологической характеристикой, выявляя чуткость ее восприятия действительности.
Ее тревожили приметы:
Таинственно ей все предметы
Провозглашали что-нибудь,
Предчувствия теснили грудь...
Что ж? Тайну прелесть находила
И в самом ужасе она...
   Соединение полярных по эмоциональной окраске переживаний («прелесть» —«ужас») продолжает антитезу в восприятии Онегина (Кто ты, мой ангел ли хранитель,/Или коварный искуситель...» — Письмо Татьяны к Онегину). В «чудном сне» она получает ответ на свое «сомненье», несмотря на то, что отказывается ворожить.
Но стало страшно вдруг Татьяне...
И я —при мысли о Светлане
Мне стало страшно —так и быть...
С Татьяной нам не ворожить.
   Определение состояния автора и его героини является реминисценцией (у Жуковского «О, не знай сих страшных снов/Ты, моя Светлана!»).
Страх—сквозной мотив сна.
  Кульминацией сна является момент, когда «меж гостей» Татьяна узнает «Того, кто мил и страшен ей». Антитеза, заявленная в письме, преодолевается благодаря любви героини. Среди «шайки домовых» ей «уж не так ужасно», а «страшно» от ожидания встречи с героем. «Чуть жива» героиня, оставшись с ним наедине.
Ее тревожит сновиденье.
Не зная, как его понять,
Мечтанья страшного значенье
Татьяна хочет отыскать.
Динамика мотива страха, постоянно актуализирующего смысл эпиграфа, проясняет «значенье» сна. Героини двух поэтических произведений оказываются антитетичны. Если Светлане чудится мистическая картина, не имеющая отношения к действительности, то для Татьяны сон — внутреннее прозрение. «Сей ангел, надменный бес» в ее представлении окажется ничтожным призраком, пародией, но она не перестанет «вздыхать» о нем, на это она «Осуждена судьбою властной».
Страшен он будет для нее, но для самого себя, для тех, кто будет связан с этим «чудаком... опасным».
   У героинь Жуковского и Пушкина есть и важное сходство, проявленное сном. В их мировосприятии главным является национальное самосознание. В «чудном сне» Татьяны множество деталей, связывающих фантастический пейзаж с русской природой - снеговая поляна, сугробы, медведь, лес, сосны, осины, липы. В изображении фантастического сборища адских привидений видится сказочная шайка домовых. Даже облик чудовищ напоминает персонажей русского фольклора.
   Выявленная при помощи сна народная основа натуры Татьяны значима для определения ее нравственных ориентиров. В отличие от Онегина, наказанного судьбой во многом из-за двух легкомысленных небрежностей.
   После решительного поворота в своей судьбе (ради матери она выходит замуж за генерала).
   Татьяна становится, как ожидала в юности, «верной супругой». Ее отказ герою — следствие цельности характера, но не забвение главного в духовной жизни — любви к нему. Несмотря на страшные переживания из-за безответного чувства, встреченного с «суровостью» и холодным презрением, разочарованная в герое, новой обиды, Татьяна остается верна своей любви.

   Ее заключительные слова свидетельствуют о гармонии между внешним и внутренним. Даже столь противоречивые чувства не приводят к психологическому надрыву, так как они равно значимы для ее глубоко нравственной натуры:
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна.
   Предполагая в начале романа, что в нем будут изображены «Преданья русского семейства,/Любви пленительные сны», автор видел впереди благополучную развязку.
Логика характеров героев обусловила иное развитие событий, поставившее перед героиней проблему выбора. Она совершает его в пользу нравственного долга и самопожертвования, что проявляет в ней национальные корни характера.
   Татьяна — «идеал» не в общепринятом смысле, который автору «надоел... безмерно». Такая героиня встречается «в любом романе», и её черты остаются всегда постоянными:
Всегда скромна, всегда послушна.
Всегда как утро весела,
Как жизнь поэта простодушна,
Как поцелуй любви мила.
Глаза как небо голубые.
Улыбка, локоны льняные,
Движенья, голос, легкий стан.
   Татьяна, напротив, «ни свежестью... румяной», ни красотой «Не привлекла б очей». Ее голос почти не слышен — она молчалива и печальна. Но глубина и богатство духовной жизни освещают ее облик особой «прелестью» («милая», «прелестная» — постоянные авторские эпитеты по отношению к Татьяне). Ее не затмить «блестящая», «ослепительная» внешность красавиц.
   Основание для этого подмечает Онегин после первой встречи с двумя сестрами Лариными:
Скажи, которая Татьяна?» —
«Да та, которая грустна
И молчалива, как Светлана,
Вошла и села у окна».—
«Неужто ты влюблен в меньшую?» —
«А что?» — «Я выбрал бы другую,
Когда б я был как ты поэт.
В чертах у Ольги жизни нет.
Точь-в-точь в Вандиковой Мадоне...»
   Герою вторит сам автор. Изображая светский раут в последней главе, он сравнивает Татьяну уже не с сельской барышней, а с «Клеопатрою Невы».
Беспечной прелестью мила,
Она сидела у стола
С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы;
И верно б согласились вы,
Что Нина мраморной красою
Затмить соседку не могла,
Хоть ослепительна была.
   В Татьяне изображены противоречащие друг другу особенности, что делает ее неповторимо индивидуальной. В то же время соединение таких черт, как духовное богатство и «беспечная прелесть, внутренняя углубленность и чуткость к явлениям внешнего мира, верность нравственным принципам и стремление к свободе, претворяясь в личностном облике, создают образ героини как воплощения самой жизни в ее вечной изменчивости и гармоничной целостности.

   Источник фото: www.tipsboard.ru, davidaidelman.livejournal.com, www.1news.az, nacekomie.ru, www.liveinternet.ru, batona.net

Интересно почитать:
1. Пушкин, Александр Сергеевич. Евгений Онегин : роман в стихах, критика / А.С. Пушкин .— М. : Эксмо, 2010 .— 384 с.
2. Пушкин, Александр Сергеевич. Евгений Онегин : роман в стихах / А.С. Пушкин ; коммент. Н.И. Михайловой; худож. А.З. Иткин .— М. : Дрофа-Плюс, 2010 .— 456 с.
3. Пушкин, Александр Сергеевич. Евгений Онегин : роман в стихах / А.С. Пушкин .— М. : Художественная литература, 1984 .— 255 с.
4. Пушкин, Александр Сергеевич. Евгений Онегин : роман в стихах / А.С. Пушкин .— М. : Дет. литература, 1976 .— 304 с.