Контуры пушкинского Петербурга легко различаются на карте современного Санкт-Петербурга: город умещается между Фонтанкой и Невой, да еще занимает острова: Заячий, Петровский и Васильевский. Здесь живут друзья Пушкина и его герои. Здесь находятся и все петербургские квартиры поэта.
Путеводитель по пушкинскому Петербургу - это своего рода путеводитель по петербургскому периоду жизни поэта за два с половиной десятилетия, начиная от его первого приезда в Петербург летом 1811 года до трагической гибели в январе 1837 года.
Пушкинский Петербург включает в себя образ самого города. Его историю, ставшую выражением целого пласта истории России. Его архитектуру, которая складывается именно в эти годы, годы жизни великого русского поэта. Петербург Пушкина существует как бы в двух измерениях: как историческая реальность и как поэтический образ, пришедший к нам из его творчества.
Жизнь Пушкина и его поэзия, история Петербурга и его архитектура - все это вместе и составляет понятие "пушкинский Петербург".
В то лето 1811 года, когда Василий Львович Пушкин вместе с племянником своим Александром въехали в Петербург по царскосельскому тракту, стояла на редкость жаркая, солнечная погода.
По приезде остановились в одной из лучших петербургских гостиниц, у Демута (набережная Мойки, 40), почти у самого Невского проспекта. Называли ее так по фамилии владельца: Филипп Якоб Демут построил гостиницу еще в 1770 году. Номера здесь - на всякие вкусы и достатки. Были недорогие, выходившие окнами во двор, и парадные, состоявшие из нескольких комнат, где размещались постояльцы побогаче. У Демута жили подолгу, снимая номера как квартиры, - по нескольку месяцев. Здание "Демутова трактира" (так называли еще эту гостиницу в Петербурге) до наших дней не сохранилось: оно было перестроено в конце XIX века, остался только его старый фундамент.
Невский проспект. Левая сторона. Литография П. Иванова с ориг. В. Садовникова. 1835 г.
После тихой, домашней, уютной Москвы Петербург вызывал удивление и настораживал. Улицы здесь шли по прямой, словно выведенные по линейке. От Адмиралтейства они расходились лучами, как на чертеже. Каждый дом, особенно на Невском проспекте, красив и торжествен. Дом графа Строганова на углу Невского и набережной реки Мойки (Невский, 17) - настоящий дворец: он выходил окнами прямо на Невский, а внутри двора-колодца находился маленький сад, и, проходя мимо раскрытых ворот, можно было разглядеть деревья в саду, живые цветы и статуи.
Жить у Демута пришлось долго: приехали в июле, вступительные же о экзамены в Лицей, ради которых Василий Львович привез племянника в Петербург, были назначены на август. А потом еще до октября пришлось ждать открытия Лицея.
Шпиль собора Петропавловской крепости был виден отовсюду, в любой части Петербурга. Построенная в 1703 году крепость стала первоначальной основой города. Ровно в полдень пушка на бастионе холостым выстрелом отмечала время. И светлое облако пушечного дыма поднималось над крепостью, напоминая жителям о том, что Петербург - военная столица и крепость, готова их защищать от врага. Только на самом деле крепость почти сразу стала тюрьмой, и ее первым узником был сын царя Петра I - царевич Алексей.
За Невой - Васильевский остров, где находится Кунсткамера - первый русский музей "для хранения всяких диковинок и разностей". А сам остров, строго размеченный линиями и квадратами, должен был, по замыслу Петра I, стать центром его новой столицы. Вместо улиц здесь были линии, параллельные и перпендикулярные, и назывались они: 1-я линия, 2-я, 3-я и т.д. - по цифрам, а не по именам. Перед фасадом здания "Двенадцати коллегий" где помещался университет, петровскими планами намечалась главная площадь столицы. Но площадь застроили и загородили парадный фасад.
Ничего не получилось из первоначального замысла: низкий Васильевский остров, затопляемый каждую осень водой, не мог быть центром столицы, и постепенно центр переместился на другой берег Невы, к Адмиралтейству, подальше от залива.
Гуляли по набережным, заходили в Летний сад - Василий Львович показывал племяннику город. Четко распланированный, с прямыми аллеями, подстриженными кустами, Летний сад был создан по проекту Петра, желавшего иметь сад "лучше, чем в Версале у французского короля". И мраморные скульптуры - аллегории - стали его украшением: Истина, Красота, Благородство, Правосудие...
По другую сторону сада - Михайловский замок. Архитекторы В. Баженов и Бренна строили его для Павла I: император торопился переехать сюда, покинуть нелюбимый Зимний дворец - резиденцию Екатерины. Но прожил здесь только сорок дней и был убит в замке. С той поры в нем так никто и не жил. Заброшенный, пустой дворец казался огромной декорацией театрального спектакля. Фасад его украшали щиты и доспехи, античные эмблемы славы и доблести. И на крыше Зимнего дворца тоже стояли античные фигуры богов и героев.
Само название учебного заведения, куда предстояло держать экзамены, - Лицей - непривычно для русского слуха. Оно происходило от греческого и означало название места под Афинами, где греческие философы ввели особую систему образования - не уроки, а беседы с учениками, общение с ними во время прогулок по садам, украшенным колоннадами и портиками.
К этому названию еще предстояло привыкнуть. А пока были назначены вступительные экзамены у министра народного просвещения графа А. К. Разумовского в его доме на Мойке. В приемной министра перед началом экзаменов Александр Пушкин впервые увидел Ивана Пущина, которого вместе с братом Петром привез на экзамены дед, старый адмирал.
Вот как рассказывает об этом И. И. Пущин в своих "Воспоминаниях":
"Мы... остались в зале, которая почти вся наполнилась вновь наехавшими нашими будущими однокашниками с их провожатыми. У меня разбежались глаза: кажется, я не был из застенчивого десятка, но тут как-то потерялся - глядел на всех и никого не видал. Вошел какой-то чиновник с бумагой в руке и начал выкликать по фамилиям. - Я слышу: Ал. Пушкин! - выступает живой мальчик курчавый, быстроглазый, тоже несколько сконфуженный. По сходству ли фамилий или по чему другому, несознательно сближающему, только я его заметил с первого взгляда. Еще вглядывался в Горчакова, который был тогда необыкновенно миловиден. При этом передвижении мы все несколько приободрились, начали ходить в ожидании представления министру и начала экзамена. Не припомню, кто, только чуть ли не В. Л. Пушкин, привезший Александра, подозвал меня и познакомил с племянником. Я узнал от него, что он живет у дяди на Мойке, недалеко от нас. Мы положили часто видаться... С этой поры установилась и постепенно росла наша дружба, основанная на чувстве какой-то безотчетной симпатии".
Дом Пущиных был совсем рядом с гостиницей Демута (набережная Мойки, 14). Теперь мальчики вместе ходили в Летний сад. Иногда Василий Львович возил их кататься на ялике на Крестовский остров. В ту осень они не могли не присутствовать на торжественном открытии возведенного А. Н. Воронихиным Казанского собора на Невском проспекте, которое состоялось в сентябре 1811 года.
Летом 1817 года, после окончания Лицея, Пушкин открывал для себя Петербург заново, заново узнавал и обживал этот город. Теперь Петербург начался для поэта с дома в Коломне, где жили его родители. Коломной назывался район между Фонтанкой и Крюковым каналом, тихий, почти провинциальный. С неизбежной пожарной каланчой, церковью и полосатой будкой на площади.
Жить в этом районе было непрестижно, зато недорого: здесь селились чиновники, актеры, мелкопоместные дворяне, приезжавшие в столицу хлопотать по тяжебным делам. Каменный дом вице-адмирала Клокачева, где жил Сергей Львович Пушкин с семейством, был здесь самый значительный. Он стоял на набережной реки Фонтанки (набережная реки Фонтанки, 185). Квартира была из семи комнат, в верхнем этаже. А. С. Пушкин в ней занимал одну комнату.
Но жизнь под родительским кровом вскоре стала Пушкину в тягость. И дело было не в безалаберности и беспорядке, царивших здесь, - просто родительский дом оказался чужим. После шести лицейских лет, подаривших Пушкину понимание и дружбу, именно этого он не находил в своем доме. А скупость родителей входила в пословицу у его друзей. Антон Дельвиг шутил:
Друг Пушкин, хочешь ли отведать
Дурного масла, яйц гнилых, -
Так приходи со мной обедать
Сегодня у своих родных.
Здесь, в доме в Коломне, была закончена первая поэма Пушкина - "Руслан и Людмила" - и написано множество стихотворений. Их выучивали наизусть, они расходились в списках, "...наскоро на лоскутках бумаги, карандашом переписанные, разлетались в несколько часов огненными струями во все концы Петербурга, и в несколько дней Петербургом вытверживались наизусть...".
Но истинным домом Пушкина в те годы была не столько квартира родителей на Фонтанке, сколько весь Петербург, дружески открывавший поэту свои дома. Слава Пушкина "росла не по дням, а по часам", замечал один из современников. Стихи поэта опережали его появление.
Чтобы очертить круг дружеских Пушкину домов, придется покинуть Коломну и дом Клокачева, как покидал его Пушкин без сожаления каждый день, торопясь на Фонтанку, к братьям Тургеневым, или на заседания "Зеленой лампы", потом к княгине Голицыной на Миллионную. Чтобы под утро, возвращаясь в Коломну, увидеть пустой Петербург, призрачный город белых ночей, пройти сквозь него и услышать, как мостовые легко отдают звуки собственных шагов...
Все было тихо; лишь ночные
Перекликались часовые;
Да дрожек отдаленный стук
С Мильонной раздавался вдруг;
Лишь лодка, веслами махая,
Плыла по дремлющей реке;
И нас пленяли вдалеке
Рожок и песня удалая...
Пушкин сохранит эти воспоминания, и спустя несколько лет они оживут в I главе его романа в стихах "Евгений Онегин", начатого в Кишиневе майской ночью 1823 года.
Но это будет спустя четыре года.
А пока Пушкин легко вошел в круг новых петербургских друзей: литераторов, актеров, молодых офицеров, недавно вернувшихся из заграничного похода по завершении войны с Наполеоном. Они, двадцатилетние, открыли для себя в опыте этой войны великие возможности русского народа; пройдя пол-Европы, увидев другие формы общественного и государственного устройства, учились размышлять, оценивать, анализировать... И литература, и театр в эти годы живут ощущением желанных общественных перемен.
Однако не все принимали то новое, что несла с собой молодая Россия. В доме старейшего русского поэта Г. Р. Державина (набережная Фонтанки, 118) собиралось литературное общество "Беседа любителей русского слова", или сокращенно - просто "Беседа": литераторы, которые защищали устаревшие правила и нормы языка ушедшего, XVIII века. По словам современника, они в литературе "в распределении мест держались более табели о рангах, чем о талантах".
В противовес "Беседе" возник литературный кружок "Арзамасское общество безвестных людей", или "Арзамас". Члены его в пику "беседчикам" утверждали, что ни во что не ставят звания и титулы, а ценят только дарование и талант. Они придумывали себе литературные прозвища по именам героев баллад В. А. Жуковского: В. А. Жуковский - Светлана, К. Н. Батюшков - Ахилл, П. А. Вяземский - Асмодей, А. И. Тургенев - Эолова арфа. Пушкина приняли в "Арзамас" осенью 1817 года, и он получил прозвище Сверчок, подошедшее ему очень кстати: его поэтический голос словно присутствовал во всех петербургских домах, как и его стихи, в списках расходившиеся по Петербургу.
Когда собирались у братьев Тургеневых (набережная Фонтанки, 20), споры о литературе, насмешки над "беседчиками" переходили в разговоры политические: говорили об уничтожении рабства в России, спорили о лучшем государственном устройстве, обсуждали уроки европейских революций. Александр Иванович Тургенев - человек, склонный к занятиям литературой и историей, служил в министерстве просвещения и жил на Фонтанке вместе с младшим братом своим, Николаем, строгим политиком, членом тайного общества. Дом принадлежал князю А. Н. Голицыну, министру народного просвещения; братья Тургеневы занимали в этом доме квартиру верхнего этажа. Окна квартиры выходили прямо на Михайловский замок. Споры о тирании, о свободе оставались постоянной темой разговоров. В один из таких вечеров на квартире братьев Тургеневых Пушкин начал писать оду "Вольность". Не успев закончить, дописал ее утром и принес Тургеневым все стихотворение, переписанное набело.
В доме Муравьевых на Фонтанке, славившемся своим гостеприимством (случалось, что за стол во время семейных обедов садилось до семидесяти человек), останавливался поэт К. Н. Батюшков, дальний родственник хозяйки, жили здесь знаменитый гравер профессор Академии художеств Н. И. Уткин, побочный сын М. Н. Муравьева, и художник Орест Кипренский. В верхнем этаже дома в 1818 году поселился Николай Михайлович Карамзин, когда стали выходить в свет первые тома его "Истории государства Российского". Арзамасцы, запросто, по-домашнему собиравшиеся у Муравьевых, устроили в честь Карамзина особое заседание, провозгласив его "историографом всея Руси".
Ниже по набережной реки Фонтанки, перейдя Невский проспект, можно увидеть дом (набережная Фонтанки, 97), где жила семья Алексея Николаевича Оленина - директора Публичной библиотеки, президента Академии художеств, знатока античности, художника, археолога, коллекционера. Дом Олениных привлекал многих петербургских литераторов. Воистину Фонтанка - самая литературная река.
Набережная реки Фонтанки. XIX в.
Тогда, в 1819 году, в доме Олениных Пушкин читал своего "Руслана". И когда речь зашла об издании поэмы, Алексей Николаевич принял участие в оформлении ее. Дом Олениных на Фонтанке еще был памятен Пушкину первой встречей с Анной Петровной Керн, племянницей жены Оленина. Потом, шесть лет спустя, он снова увидит ее в Тригорском и посвятит ей стихи:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты...
Каждый вечер в половине седьмого поднимался занавес в Петербургском Большом (Каменном) театре. И начинался спектакль, построенный так, что в один вечер высокая драма сменялась водевилем, балетная феерия - комедией нравов. В театральном представлении как бы шла игра разных точек зрения, разных жанров: высокого и низкого, трагического и смешного, утверждая многообразие жизни, множественность ее оценок, что было очень созвучно всему строю пушкинской юности.
Имя Екатерины Семеновой упоминается в театральных строфах романа "Евгений Онегин" не случайно: оно составило целую главу в истории русской сцены. И судьба ее была необычна: дочь крепостной, она стала замечательной трагической актрисой. Восхищаясь ее талантом, Пушкин посвятил ей стихи и свою первую статью о русском театре, но все это не имело ничего общего с теми мадригалами, какие обычно поэты подносят красивым актрисам. Екатерина Семенова - "самодержавная царица трагической сцены" - учила искусству постижения и объяснения человеческой души.
Пушкин видел Семенову не только на сцене, он мог ее встречать у Олениных и у Гнедича, который был ее театральным педагогом, в его квартире при Публичной библиотеке. Бывал он и у самой Семеновой: она жила на Миллионной улице (улица Халтурина, 32), в доме князя Гагарина, женой которого она стала, покинув сцену.
Соседний дом на Миллионной (улица Халтурина, 30) принадлежал княгине Евдокии Ивановне Голицыной. Она совсем не была причастна к кругу театральных знакомых Пушкина, но тем не менее в образе ее жизни была известная доля театральности и экстравагантности. "Общество собиралось в этом салоне: хотелось бы сказать - к этой храмине, тем более, что и хозяйку можно было признать жрицею какого-то чистого и высокого служения... Красота ее отзывалась чем-то пластическим, напоминавшим древнее греческое изваяние... Все это придавало ей и кружку, у нее собиравшемуся, что-то - не скажу таинственное, но и не обыденное", - вспоминал Вяземский. Княгиню Голицыну называли в Петербурге "ночная княгиня": когда-то ей было предсказано, что она умрет ночью, и, чтобы избежать встречи со смертью, она изменила образ жизни: днем спала, а поздно вечером начинался в ее доме съезд гостей. Княгиня Голицына славилась не только своими странностями и красотой - она всерьез занималась философией и математикой. Она была женщиной серьезного, независимого склада ума, что привлекало под кров ее дома интереснейших людей той эпохи.
Невский проспект. Левая сторона. Малая Миллионная. Литография П. Иванова с ориг. В. Садовникова. 1835 г.
Театральная школа на Екатеринингофском канале (канал Грибоедова, 93), и дом Театральной дирекции (канал Грибоедова, 97), где жили актерские семьи Брянских, Каратыгиных, Колосовых, теперь лежали на пути Пушкина от дома к театру: ведь это все один район - Коломна. А после спектакля его ждали в доме Никиты Всеволожского (Театральная площадь, 8), куда каждый вечер приходили гвардейские офицеры и литераторы, заядлые театралы, "почетные граждане кулис", составившие общество "Зеленая лампа". Его девиз - "Свет и надежда", а название пошло от лампы под зеленым абажуром, зажигавшейся в гостиной, где они собирались по вечерам. Культ свободы, который провозглашали они, включал и наслаждение земными радостями жизни, и презрение к холопству, поклонение Вакху, Киприде, и уважение личной независимости.
Официальным местом службы поэта являлась Коллегия иностранных дел, куда он был зачислен переводчиком в чине чиновника десятого класса, Пушкин не часто посещал это здание на Английской набережной (набережная Красного Флота, 32). Карьера дипломата мало занимала его. "Какое могло быть ему дело до иностранной коллегии? - замечал потом Жуковский. - Его служба была его перо..." В эти годы круг петербургского общения давал Пушкину необходимый опыт общественной жизни, обретение собственной литературной позиции.
В Коллегии иностранных дел, кроме Пушкина, из лицейских числились еще Н. А. Корсаков, В. К. Кюхельбекер, А. М. Горчаков и С. Г. Ломоносов. Здесь же произошло знакомство Пушкина с А. С. Грибоедовым, также состоявшим на службе в Коллегии. "...Всё в нем было необыкновенно привлекательно, - вспоминал потом Пушкин. - Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям, долго был он опутан сетями мелочных нужд и неизвестности. Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан... Несколько друзей знали ему цену и видели улыбку недоверчивости, эту глупую, несносную улыбку, когда случалось им говорить о нем как о человеке необыкновенном".
Пушкин и Грибоедов служили вместе недолго, около года: в 1818 году Грибоедова отправили в Персию секретарем русской дипломатической миссии. И новая встреча им предстояла уже после возвращения Пушкина из ссылки, в 1828 году.
Новый круг петербургских друзей не вытеснил из жизни поэта прежние лицейские привязанности, хотя в эти годы отношения с лицейскими товарищами складывались не просто. Пожалуй, чаще других Пушкин бывал у домоседа Антона Дельвига, который служил в Публичной библиотеке: по-прежнему меж ними сохранились ровные отношения, проникнутые пониманием и дружбой. Сложнее с Пущиным: целиком посвятивший себя делу тайного общества, "Жанно" в эти годы не одобрял новый круг знакомств поэта. Жадный интерес Пушкина к людям казался Пущину "пылкой подвижностью нрава...". Кюхельбекера задевало литературное несогласие с ним Пушкина, порой у него не хватало выдержки принять и парировать пушкинскую насмешку. Всегда доброжелательный, Василий Андреевич Жуковский, в доме которого у Кашина моста (проспект Римского-Корсакова, 43) бывали Пушкин и Кюхельбекер, старался образумить их горячие головы, понимая и принимая право каждого идти в литературе своим путем.
По субботам у Жуковского собирались И. А. Крылов, Н. И. Гнедич, П. А. Вяземский, К. Н. Батюшков, П. А. Плетнев. Здесь Пушкин песнь за песнью читал "Руслана и Людмилу". Появление поэмы вызвало споры и несогласие критиков, литературную брань врагов, как и подобает большому литературному явлению. Но Жуковский, лишенный даже тени литературной зависти (это свойство он передаст и своему ученику), сознавал его поэтическое превосходство. "Победителю - ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму "Руслан и Людмила". 1820, марта 26, Великая пятница", - гласила надпись на портрете, подаренном им Пушкину. И портрет сопутствовал Пушкину во всех скитаниях и переездах, всегда висел в его кабинете как напоминание, знак благодарности учителю и память о первом литературном успехе. Он сопровождал Пушкина и в ссылку, тень которой нависла над ним весной 1820 года.
Политические эпиграммы, ода "Вольность", стихи, в которых речь шла о царствующем императоре, - "Ура! В Россию скачет кочующий деспот", - в списках дошли до правительства. Петербургский генерал-губернатор граф Милорадович вызвал Пушкина к себе и предложил ему передать рукописи своих "возмутительных стихов", в противном случае он грозил забрать все бумаги поэта. По словам Ф. Н. Глинки, адъютанта Милорадовича, Пушкин отвечал: "Граф! все мои стихи сожжены! - у меня ничего не найдется на квартире; но если вам угодно, все найдется здесь (указал пальцем на свой лоб). Прикажите подать бумаги, я напишу все, что когда-либо написано мною..." Он решил говорить со всей откровенностью, не таясь, да и многое из того, что было написано три года назад, уже казалось ему ребячеством. И хотя Милорадович тут же объявил Пушкину прощение, Александр I совсем не был настроен так великодушно: вольнодумство требовало строгого наказания, поэту грозила ссылка в Сибирь или Соловецкий монастырь.
Последний дом, который Пушкин посетил в Петербурге перед отъездом в ссылку, - гостиница Демута, где жил тогда Петр Яковлевич Чаадаев, гусарский офицер и философ, старый друг поэта. Они познакомились еще в Лицее, в 1816 году: лейб-гусарский полк, где служил Чаадаев, стоял тогда в Царском Селе.
Чаадаев и Карамзин, узнав о грозящей Пушкину опасности, ссылке на север или в Сибирь, сделали все, чтобы смягчить наказание. В результате их хлопот поэт был отправлен в южные губернии России, в Кишинев, под начальство генерала Инзова.
Перед отъездом Пушкин не мог не проститься с Чаадаевым: очень много в его жизни значил этот человек, обладавший такой силой и независимостью убеждений, которые позволяли жить по законам личной чести, не считаясь с тем, что говорят о тебе в обществе досужие люди, какими мерками мерит тебя "светская чернь"...
Они не увиделись. "Мой милый, я заходил к тебе, но ты спал; стоило ли будить тебя из-за такой безделицы?" - такую записку получил Чаадаев на прощание.
В мае 1820 года Пушкин покидал Петербург, отправляясь по царскосельскому тракту на юг, с подорожной по казенной надобности. Антон Дельвиг и Павел Яковлев, брат лицейского товарища Пушкина, провожали поэта до Царского Села. Дороги в тысячи верст и долгие годы изгнания ожидали его. В Петербург Пушкин вернулся лишь в мае 1827 года.
В конце 1820 - начале 1830-х годов город неузнаваемо изменился. Разбирали леса на площади перед Сенатом и Синодом: эти два новых здания заменили старые обветшалые дома, и Сенатская площадь стала парадной площадью столицы. В 1827 году закончилось возведение Главного штаба с аркой, увенчанной колесницей Победы.
Невский проспект. Полицейский мост и кондитерская Вольфа. Литография П. Иванова с ориг. В. Садовникова. 1835 г
Город формировался как столица николаевской империи. Государственные учреждения, составлявшие целые ансамбли, занимали теперь в его архитектуре главенствующую роль. Здания Сената и Синода, Главного штаба своей монументальностью словно подавляли частные дома. Вообще частная жизнь людей, не состоящих на государственной службе, вызывала подозрения; казалось сомнительным и опасным все, что выходило из разряда общепринятого. Вечерние съезды к княгине Е. И. Голицыной привлекли внимание Третьего отделения, и в доносе на нее сообщалось: "Княгиня Голицына, жительствующая в своем собственном доме, что в Большой Миллионной, которая, как уже по известности, имеет обыкновение спать день, а ночь занимается компаниями, - и таковое употребление времени относится к большому подозрению..."
Приехав в Петербург после семилетнего отсутствия, Пушкин не мог не заметить происшедших перемен. Поразительной красоты архитектуры, "строгости и стройности" петербургских ансамблей. И "духа неволи", определившего образ жизни в николаевской столице.
Опустели многие петербургские дома. Дом Муравьевых на Фонтанке... И дом Пущиных на Мойке: оба брата - Иван и младший, Михаил, - были осуждены за участие в восстании. И квартиpa Кондратия Федоровича Рылеева, главы Северного общества, поэта, издателя журнала "Полярная Звезда".
Рылеев жил на набережной реки Мойки в доме торговой Российско-Американской компании (набережная Мойки, 72). По этому адресу в 1824-1825 годах приходили к Рылееву письма от Пушкина из Михайловского: "Благодарю тебя за ты и за письмо. Пущин привезет тебе отрывок из моих "Цыганов". Желаю, чтоб они тебе понравились. Жду "Полярной Звезды" с нетерпеньем..."
Здесь, на квартире Рылеева, вечером 13 декабря 1825 года, накануне восстания, состоялось последнее заседание тайного общества, где было принято решение вывести войска на площадь перед Сенатом и, отказавшись присягать Николаю, требовать конституции для России...
Сенатская площадь в нескольких шагах ходьбы от квартиры Рылеева, за Исаакиевским собором, который тогда еще только строился и был возведен до половины.
Утром 14 декабря 1825 года здесь, на Сенатской площади, выстроились мятежные полки. "День смеркался, - воспоминал потом один из братьев Бестужевых, Николай. - Вдруг мы увидели, что полки, стоявшие против нас, расступились на две стороны, и батарея артиллерии стала между ними с разверстыми зевами, тускло освещаемая серым мерцанием сумерек". А они не собирались стрелять, эти странные мятежники. "...Я стоял, - вспоминал Николай Бестужев, - повторяя себе слова Рылеева, что мы дышим свободою. Я с горестью видел, что это дыхание стеснялось". Грянули первые выстрелы картечи - почти в упор, с расстояния в 30 шагов, и дрогнули колонны солдат в мятежном каре, они побежали по набережной, вдоль Невы, по узкой Галерной улице, меж домов, прячась за их уступами. "...Кровь струилась по мостовой, растопляя снег, потом сама, алея, замерзала"... Наутро дворники засыпали песком кровь на площади...
Петербург, основанный самодержавной волей Петра, самый памятник Петру I были темой их постоянных размышлений и споров. Вяземский вспоминал, как однажды, проходя вместе с Пушкиным и Мицкевичем мимо памятника, он заметил, что Петр I не столько пустил Россию вперед, сколько поднял ее на дыбы. Отголоски их разговоров отзовутся потом в поэме Пушкина "Медный всадник".
История Петербурга и жизнь сегодняшнего города оказывались связанными меж собой. Приходили в соприкосновение судьбы людей петровской эпохи и современников поэта. Петр I был в числе героев поэмы "Медный всадник", посвященной событиям совсем недавнего прошлого - наводнению 1824 года. А историческую по своему сюжету поэму "Полтава" Пушкин посвятил жене декабриста С. Г. Волконского - Марии Николаевне Волконской.
"Полтаву" он закончил осенью 1828 года, живя у Демута. (Первые годы после возвращения в Петербург, с 1827 по 1830-й, бывая в столице наездами, Пушкин всегда останавливался в этой гостинице, хорошо знакомой ему со времен молодости.) "Погода стояла отвратительная, - вспоминал один из современников поэта М. Юзефович. - Он уселся дома, писал целый день. Стихи ему грезились даже во сне, так что он ночью вскакивал с постели и записывал их впотьмах. Когда голод его прохватывал, он бежал в ближайший трактир, стихи преследовали его и туда, он ел на скорую руку, что попало, и убегал домой, чтоб записать то, что набралось у него на бегу и за обедом. Таким образом слагались у него сотни стихов в сутки. Иногда мысли, не укладывавшиеся в стихи, записывались им прозой. Но затем следовала отделка, при которой из набросков не оставалось и четвертой части. Я видел у него черновые листы, до того измаранные, что на них нельзя было ничего разобрать: над зачеркнутыми строками было по нескольку рядов зачеркнутых же строк, так что на бумаге не оставалось уже ни одного чистого места. Несмотря, однако ж, на такую работу, он кончил "Полтаву", помнится, в три недели".
Весной того же 1828 года, когда Пушкин закончил "Полтаву", вместе с Вяземским они разыскали у Петропавловской крепости место казни декабристов. Это было в праздник Преполовения, первый весенний праздник, когда но Неве сходил лед и жители столицы на лодках отправлялись на острова. В крепости шло богослужение, был крестный ход... А Пушкин и Вяземский, найдя на кронверке то место, где в ночь на 13 июля 1826 года была установлена виселица, подобрали там пять щепок. Пять - по числу казненных. И могила их была для Пушкина свята.
Пушкин вернулся в столицу автором исторической трагедии "Борис Годунов", законченной им еще в Михайловской ссылке. Царь не разрешил ее печатать, предложив Пушкину переделать трагедию "в историческую повесть или роман наподобие Вальтер Скотта". 16 мая 1828 года, когда Пушкин читал в доме Лаваля свою трагедию, в числе его слушателей были Адам Мицкевич и Александр Грибоедов.
Тогда, весной 1828 года, Грибоедов приехал в столицу, привезя Туркманчайский договор, заключенный Россией с Персией во многом благодаря его энергии и дипломатическим способностям. Музыкант и композитор, дипломат и драматург, он был человеком огромных дарований. Но его комедия "Горе от ума", запрещенная цензурой, так и не увидела сцены. Нужно было возвращаться в Персию, куда царь отправлял его чрезвычайным посланником.
Через год, весной 1829 года, во время поездки на Кавказ, "путешествия в Арзрум", на горной тропе, на перевале Пушкин повстречал арбу с телом убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис. "Что вы везете?" - "Грибоеда".
Именно в эти годы Пушкин приходит к мысли о необходимости своего издания, которое собрало бы единомышленников и способно было противостоять продажной официозной литературе. Сначала таким изданием стала для него "Литературная газета", которую с 1830 года издавал Антон Дельвиг.
Дельвиг жил тогда на Загородном проспекте, сначала в доме Кувшинникова (Загородный проспект, 9), а с 1829 года - в доме купца Тычинкина (Загородный проспект, 1). "У Дельвигов были назначены для приема вечера в среду и воскресенье... - вспоминал А. И. Дельвиг, племянник поэта. - На них из литераторов всего чаще бывали А. С. Пушкин, ... Плетнев, князь Одоевский, писавший тогда повести в роде Гофмана, Щастный, Подолинский, барон Розен и Илличевский... На этих вечерах говорили по-русски, а не по-французски, как это было тогда принято в обществе... Впрочем, на этих вечерах часто играли на фортепиано. Жена Дельвига, которая долго продолжала учиться музыке, хотя уже была хорошей музыкантшею, и некоторые из гостей занимались серьезною музыкою. Песни же и романсы певались непременно каждый вечер. В этом участвовал и сам Дельвиг, а особенно отличались М. Л. Яковлев и князь Эристов". Дельвиг, "названый брат", - один из самых близких Пушкину людей.
Книжная лавка А. Ф. Смирдина помещалась на Невском проспекте (Невский проспект, 22), а раньше - на набережной реки Мойки (набережная реки Мойки, 70). Еще в 1815 году В. А. Плавильщиков открыл там первый в Петербурге книжный магазин, который отапливался в холодное время года; до этого книги продавали разносчики в мешках, на ходу на улице или сами типографщики; книгами торговали на рынках, "на развалах" в Апраксином и Щукином дворах или в маленьких лавочках Гостиного двора вместе с галантерейными товарами, где было тесно, темно, холодно. В. А. Плавильщиков впервые открывал не лавку, а книжный магазин, превратив его в литературный клуб, где могли собираться литераторы. Кроме того, он создал при магазине одну из первых в Петербурге библиотек, где можно было пользоваться книгами за весьма умеренную плату.
Невский проспект. Левая сторона. Литография П. Иванова с ориг. В. Садовникова. 1835 г.
В феврале 1832 года по случаю новоселья на Невском проспекте Смирдин устроил в своем магазине и в залах библиотеки обед, ставший первым собранием профессиональных литераторов. "Смирдинский праздник удался вполне, - вспоминал один из современников, - все были дружно-веселы. Пушкин был необыкновенно оживлен и щедро сыпал остротами... Литераторы, собравшиеся на празднике, решили издать в честь Смирдина альманах под названием "Новоселье", куда Пушкин отдал свои поэмы "Домик в Коломне" и "Анджело".
В эти годы вместе с возраставшей известностью Пушкина усиливается и правительственный надзор за ним. Весной 1828 года Государственный совет принял решение об установлении за поэтом тайного полицейского сыска. Круг его друзей, единомышленников тоже был "под недреманным оком" шефа жандармов. В конце 1830 года Бенкендорф вызвал к себе А. Дельвига и выразил ему свое недовольство по поводу публикации в "Литературной газете" стихотворения К.Делавиня о французской революции. Издание газеты было запрещено. Это да еще сильная простуда стали причиной его неожиданной смерти в январе 1831 года. Пушкин узнал о смерти Дельвига, будучи в Москве. "Ужасное известие получил я в воскресение, - писал он П. А. Плетневу. - Вот первая смерть, мною оплаканная... Никто на свете не был мне ближе Дельвига... - Около него собиралась наша бедная кучка. Без него мы точно осиротели... Баратынский болен с огорчения. Меня не так-то легко с ног свалить. Будь здоров - и постараемся быть живы".
Начинался последний петербургский период жизни Пушкина, и последнее шестилетие: с 1831 по 1837 год, после женитьбы поэта. Его первая семейная квартира была неподалеку от Сенатской площади, на, Галерной улице, в доме 53 (Красная улица, 53), где они с Натальей Николаевной прожили с осени 1831 до весны 1832 года. Но, и обзаведясь семьей, Пушкин продолжал кочевать по Петербургу. За шесть лет семейной жизни - шесть квартир. Что заставляло перемещаться - внутренняя тревога, житейские неудобства?
Впрочем, не только Пушкины кочевали по Петербургу. Карамзины и Вяземские тоже довольно часто перебирались с квартиры на квартиру: не было принято долго засиживаться на одном месте, менялись житейские обстоятельства, овладевала "охота к перемене мест". И осенью 1834 года, узнав, что Вяземские освободили этаж в доме Баташова на Французской набережной (набережная Кутузова, 32), Пушкин со всем семейством (к этому времени вместе с ними поселились сестры Гончаровы) переехал туда на целых два года, до осени 1836-го. Последняя квартира - в доме Волконских (набережная реки Мойки, 12).
Может быть, он вел какой-то особый счет своим петербургским квартирам. На Фурштатской, в доме Алымовой, родилась старшая дочь, Маша, а у Баташова, на Французкой набережной, - младший сын, Григорий. Или иначе: на Большой Морской, у Жадимировского, он начал "Дубровского", а на Пантелеймоновской, у Оливье, закончил "Анджело", "Медного всадника", "Историю Пугачева". И тогда же была напечатана "Пиковая дама", еще одна петербургская повесть Пушкина, сразу ставшая модной.
А еще квартира на Пантелеймоновской была памятна Пушкину историей с его несостоявшейся отставкой. Летом 1834 года Пушкин, проводив Наталью Николаевну с двумя детьми на лето в калужское имение родителей, остался в Петербурге: издание "Истории Пугачева" держало его в столице. Сверял корректуры, вычитывал рукопись.
А столица жила праздниками и празднествами, церемониями и парадами. Готовились отмечать совершеннолетие наследника. "Все эти праздники просижу дома, - сообщал Пушкин Наталье Николаевне. - К наследнику являться с поздравлениями и приветствиями не намерен; царствие его впереди; и мне, вероятно, его не видать. Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю; от добра добра не ищут. Посмотрим, как-то наш Сашка будет ладить с порфирородным своим тезкой; с моим тезкой я не ладил. Не дай бог ему идти по моим следам, писать стихи да ссориться с царями! В стихах он отца не перещеголяет, а плетью обуха не перешибет".
Через несколько дней Пушкина вызвал к себе Жуковский и рассказал о том, что московская почта распечатала это письмо и донесла о его содержании царю. Николай I сделал выговор за то, что поэт неуважительно отзывается о государях. Вот тогда он решил просить отставку, чтобы бросить этот "свинский Петербург", уехать в деревню, освободиться от государева надзора и службы. Но царь поставил условием отставки запрещение пользоваться материалами архивов, а Пушкин только начинал работу над "Историей Петра": без документов, без архивов он не мог ее продолжать. Пришлось взять прошение об отставке, остаться в столице. И как раз в то лето в ресторации Дюме на Малой Морской (улица Гоголя, 15) Пушкину представили молодого француза, искавшего возможности попасть на русскую службу, что ему вскоре и удалось. Имя француза было Жорж Дантес.
И в последние годы, мечтая вырваться из Петербурга, он вновь возвращался сюда, проклинал этот город и любил его: здесь его юность, знакомые с детства дома, память о друзьях, живых и уже ушедших, здесь - история России. Он не мог оставить этот город, как ни тяжела и унизительна была его жизнь здесь. Петербург был его домом.
В архивах Главного штаба Пушкин разбирал старые документы: следственное дело Пугачева и архив императора Петра I, с дотошностью и настойчивостью истинного исследователя изучал хранившиеся здесь документы. "...Одна только история народа может объяснить истинные требования оного..." - писал он. Работал поэт и в библиотеке Вольтера, хранившейся в Зимнем дворце. Там же, во дворце, была Военная галерея 1812 года с портретами участников войны.
В память о событиях Отечественной войны 1812 года в августе 1834 года была торжественно открыта Александровская колонна - при огромном стечении народа, параде войск, вечернем фейерверке. Пушкин еще загодя уехал из Петербурга, чтобы не присутствовать на церемонии, претившей ему своей официальностью.
Восстанавливая события 1812 года, Пушкин собирал воспоминания участников войны и публиковал их в "Современнике": живая память очевидцев, свидетелей событий противостояла официальной историографии.
26 мая 1836 года наступил день рождения самого поэта. В этот день он ездил в Петербург и в книжном магазине Беллизара (Невский проспект, 20) купил два тома "Сказок и фантазий" Э.-Т.-А Гофмана и книгу "Люди и нравы Северо-Американских Соединенных Штатов", купил как бы себе в подарок, отмечая тем самым наступившее тридцатисемилетие.
В то лето гостями Пушкина на даче, кроме Н. А. Дуровой, были художник К. П. Брюллов и французский литератор, историк и дипломат Ф. А. Леве-Веймар. Поэт, как и прежде, оставался верен принятому правилу - не устраивать у себя многолюдных вечеров, принимая не более одного-двух человек сразу, но тогда уже полностью посвящая себя гостю, целиком отдаваясь беседе, общению, рассказывая о том, что занимало его.
Приближалась осень. Пушкин был в самом расцвете своих сил и творчества. И казалось, что впереди долгая-долгая жизнь. "В своем веселом жилище, - замечал Леве-Веймар, - с молодой семьей и книгами, окруженный всем, что он любил,- он всякую осень приводил в исполнение замыслы целого года..." И действительно, в самом разгаре работа над "Капитанской дочкой" и "Историей Петра". И цикл стихотворений, который получил название "Каменноостровский": размышления о жизни и смерти, о предназначении и судьбе художника.
Среди этого цикла было еще одно стихотворение, помеченное датой "21 августа", с эпиграфом "Exegi monumentum", начинавшееся строкой: "Я памятник себе воздвиг нерукотворный"...
В то же лето 1836 года рядом с Каменным островом в Новой деревне была летняя стоянка Кавалергардского полка. И петербургские пригороды - Новая Деревня, острова, стали местом светских прогулок, кавалькад, которые посещала сама императрица. Осенью 1836 года Пушкины переехали с дачи в дом Волконских на набережной Мойки. С семьей хозяйки дома, княгини Софьи Григорьевны, Пушкин был дружен давно, еще со времени Одессы. Тогда же познакомился и с братом, Сергеем Волконским, членом Южного общества, генералом, героем войны 1812 года.
Квартира, которую снимали Пушкины, была в нижнем этаже, окнами на набережную и во двор, от одних ворот дома до других. Во дворе - конюшни, построенные еще в XVIII веке: недолгое время здесь жил Бирон, всесильный временщик Анны Иоанновны, и конюшни назывались "Бироновы".
Четверо детей да сестры Натальи Николаевны - большая семья. Порою в доме не хватало тишины: комнаты шли одна за другой, анфиладой. Пушкин снял квартиру на два года, до 1 сентября 1838 года. Строил планы на будущее, занимался "Современником", закончил "Капитанскую дочку", работал над "Историей Петра".
Когда осенью 1836 года Александр Иванович Тургенев привез в Петербург из парижских архивов копии петровских документов, они с Пушкиным виделись чуть ли не каждый день. Тургенев жил тогда в гостинице Демута.
8 ноября 1836 года, когда праздновали именины Яковлева, Пушкин был снова в числе гостей. Он пришел последним и был в большом волнении. В конце вечера Пушкин вдруг вынул из кармана лист бумаги со словами: "Посмотрите, какую мерзость я получил". Это было одно из анонимных писем, присланное ему накануне. Но и начавшаяся травля не лишила Пушкина полноты ощущения жизни.
Очередная осенняя выставка в Академии художеств открылась в сентябре 1836 года. Пушкин приехал на нее вместе с Натальей Николаевной. "Узнав что Пушкин на выставке, я прошел в Античную галерею, - вспоминал художник И. К. Айвазовский, тогда ученик академии, - мы, ученики, побежали туда и толпой окружили любимого поэта.
Он под руку с женой стоял перед картиной художника Лебедева, даровитого пейзажиста, и долго рассматривал и восхищался ею... Пушкин ласково спросил меня, где мои картины... Узнав, что я - крымский уроженец, Пушкин спросил: "А из какого же города?" Затем он заинтересовался, давно ли я здесь и не болею ли на севере...". А в последний раз поэт был в Академии художеств уже накануне дуэли, 25 января 1837 года.
Через два дня, 27 января 1837 года, должна была состояться его дуэль. Утром этого дня, когда все домашние разъехались, Пушкин остался в квартире на Мойке один. "Ходил по комнате необыкновенно весело, пел песни", - записывал потом Жуковский (по рассказам слуг).
Все домашние разъехались: Наталья Николаевна - кататься в санях, детей увезли к Мещерским. Когда приехал Константин Карлович Данзас, "в дверях встретил радостно". Пушкин просил его быть секундантом, - его, товарища по Лицею, друга детства, на самоотверженность которого он мог рассчитывать. Ввел его к себе в кабинет, запер, дверь, слугу послал за пистолетами в оружейный магазин Куракина на Невском проспекте.
Потом Данзас уехал во Французское посольство на Дворцовую набережную для переговоров с виконтом д'Аршиаком, секундантом Дантеса: нужно было составить условия дуэли. Они договорились с Пушкиным сойтись в кондитерской Вольфа (Невский проспект, 18), на углу набережной Мойки: здесь была кофейня в китайском стиле, "Китайское кафе", как стояло на вывеске.
Было около четырех часов дня, когда, выпив стакан лимонаду, Пушкин с Данзасом вышли из кондитерской: сани их уже ожидали.
На Дворцовой набережной они встретили в экипаже Наталью Николаевну. "Данзас узнал ее, надежда в нем блеснула, встреча эта могла поправить все. Но жена Пушкина была близорука, а Пушкин смотрел в другую сторону".
Сани выехали на Каменноостровский (ныне Кировский) проспект, навстречу им - знакомые. Кто-то из них, решив, что Пушкин и Данзас едут кататься на санях с гор, закричал им: "Что же вы так поздно едете, все уже оттуда разъезжаются?"
Когда миновали Каменный остров, сани повернули влево: за Каменноостровским проспектом начиналась Черная речка. Там должна была состояться дуэль Пушкина с Дантесом.
Вот как рассказывал о дуэли В. А. Жуковский:
"Данзас махнул шляпою; пошли, Пушкин почти дошел до своей барьеры, Геккерн за шаг от своей выстрелил; Пушкин упал лицом на плащ, и пистолет его увязнул в снегу так, что все дуло наполнилось снегом. "Je suis blesse" ("Я ранен"), - сказал он, падая. Геккерн хотел к нему подойти, но он, очнувшись, сказал: "Не трогайтесь с места; у меня еще достаточно сил, чтобы сделать свой выстрел". Данзас подал ему другой пистолет. Он оперся на левую руку, лежа прицелился, выстрелил, и Геккерн упал, но его сбила с ног только сильная контузия... Пушкин, увидя его падающего, бросил вверх пистолет и закричал: "Bravo!"
В седьмом часу вечера карета, возвращавшаяся с Черной речки, остановилась у ворот дома на Мойке, и слуга вынес раненого Пушкина на руках.
Вечером здесь собрались друзья поэта: В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, А. И. Тургенев, П. А. Плетнев, а на следующий день приехали Карамзины, В. И. Даль, В. Ф. Одоевский; почти двое суток, сменяя друг друга, они дежурили возле Пушкина: надежды на его выздоровление почти не было.
В вестибюль дома заполнили совсем незнакомые люди, приходившие узнать, что с Пушкиным: весть о его дуэли быстро разошлась по городу. "На Мойке... не было ни прохода, ни проезда, - вспоминал один из современников. - Толпы народа и экипажи с утра до ночи осаждали дом; извозчиков нанимали, просто говоря: "к Пушкину", и извозчики везли прямо туда".
29 января 1837 года в 2 часа 45 минут дня, когда остановилось дыхание Пушкина, Жуковский остановил часы в кабинете поэта. А потом еще два дня жители Петербурга шли к дому на Мойке, чтобы проститься с поэтом.
В ночь на 31 января 1837 года друзья Пушкина на руках перенесли гроб с телом поэта в маленькую придворную церковь Конюшенного ведомства (Конюшенная площадь, 1).
В ночь на 3 февраля от Конюшенной площади отъехали сани, в которых стоял гроб с телом поэта. Сопровождал его А. И. Тургенев. В. А. Жуковский провожал похоронный поезд последним. "...Сани тронулись, - рассказывал он потом, - при свете месяца несколько времени я следовал за ними; скоро они поворотили за угол дома; и все, что было земной Пушкин, навсегда пропало из глаз моих..."
Минуя петербургскую заставу, мраморные столбы - версты, сани выехали на Царскосельский тракт. Путь лежал в Псковскую губернию, в Святые Горы.
Познакомиться с произведениями А.С. Пушкина вы можете в ЦГПБ им. В.Г. Белинского (ул. Кирова, 69).
Источник: "Пушкинские места: Путеводитель. Ч. I. Москва и Подмосковье; Ленинград и его пригороды; Псковский край; Верхневолжье; Болдинская земля" \\Составитель - Тархова Н.А. - Москва: Профиздат, 1988 - с.352
Советуем прочитать:
1. Благой Д. Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). — М. : Издательство Академии наук СССР, 1950.
2. Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина: В 4 т. / Сост. М. А. Цявловский, Н. А. Тархова; Науч. ред. Л. Я. Левкович; Худож. В. В. Медведев. — М. : СЛОВО/SLOVO, 1999.
3. Волович Н. М. Пушкинские места Москвы и Подмосковья. — М. : Московский рабочий, 1979. — 231 с.
Источник фото: http://a-s-pushkin.ru/books/item/f00/s00/z0000032/index.shtml, http://ru.wikipedia.org/wiki/Пушкин,_Александр_Сергеевич#Биография