Пугачевское восстание, американская Война за независимость, Великая французская революция способствовали формированию мировоззрения Радищева, который, творчески восприняв и переработав наследие крупнейших писателей и мыслителей других народов — Вольтера, Руссо, Дидро, Мабли, Гельвеция, Гердера, Дж. Вико, — воспользовался широким комплексом учений и идей русского и западноевропейского Просвещения для глубокого и всестороннего анализа основных вопросов русской общественной и политической жизни.
Одним из первых литературных трудов Радищева был перевод (1773) «Размышлений о греческой истории» Мабли. Перевод был выполнен им вскоре по возвращении из Лейпцига (где он изучал юриспруденцию) после первого знакомства с новейшими течениями западноевропейской философской и политической мысли. Перевод свой Радищев снабдил примечаниями, в одном из которых он высказал мнение о «самодержавстве» как «наипротивнейшем человеческому естеству состоянии». Называя монарха «первым гражданином народного общества», с которым его связывают (хотя и неписаные) договорные обязательства, автор смело заявляет: «Неправосудие государя дает народу, его судии, то же и более над ним право, какое ему дает закон над преступниками». Мысль о справедливом возмездии тиранам развита Радищевым в оде «Вольность» (1781—1783; напечатана в отрывках в 1790 г.) — вершине русской гражданской поэзии XVIII столетия.
В оде «Вольность» Радищев дерзнул воспеть право народа судить царя и возвести его на плаху. Он утверждал закономерность и неодолимость борьбы народа за свободу (в качестве исторических примеров Радищеву послужили английская революция XVII в. и американская революция XVIII в.). Отрывки из оды были напечатаны менее чем год спустя после взятия Бастилии, за три года до казни Людовика XVI.
Политический характер носит «Письмо к другу, жительствующему в Тобольске» (1782; напечатано отдельно в 1790 г.). Рассказывая здесь об открытии Фальконетова памятника Петру I в Петербурге («Медного всадника»), Радищев признает право Петра, в отличие от многих других, незаслуженно прославленных монархов, «великим назваться», ибо он «дал первый стремление столь обширной громаде, которая яко первенственное вещество была без действия». Но при этом Радищев делает дерзкую оговорку: «Мог бы Петр славнее быть, вознося сам и вознося отечество свое, утверждая вольность частную». Между тем «нет и до скончания мира примера, может быть, не будет, — пишет русский писатель, — чтобы царь упустил добровольно что-либо из своей власти, сидя на престоле». В контексте позднейшего творчества Радищева утверждение это звучит как грозное предупреждение самодержцам. В 1788 г. Радищев пишет «Житие Федора Васильевича Ушакова», где прославляет не обычного героя жития, святого или подвижника, а друга своей молодости, борца за «твердость мыслей и вольное оных изречение», с юных лет воодушевленного «негодованием на неправду». В остропублицистической «Беседе о том, что есть сын Отечества» (1789) Радищев оспаривает узкосословный смысл, который в условиях русской крепостнической монархии обрело «величественное наименование сына отечества (патриота)». Негодуя на то, что «под игом рабства находящиеся», в том числе крепостные крестьяне, считаются недостойными «украшаться сим именем», Радищев со своей стороны отказывает в праве именоваться истинными сынами отечества большинству представителей дворянского сословия, которым свойственны пороки, несовместимые с представлением об истинном гражданине и патриоте.
Главная книга Радищева, «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790), настолько испугала Екатерину II, что в авторе ее она увидела «бунтовщика хуже Пугачева», «первого подвизателя» Французской революции в России. Мнимая поклонница просветителей поспешила жестоко расправиться и с книгой, и с ее автором: весь тираж издания был уничтожен (уцелело лишь считанное число экземпляров), а Радищев предан суду и приговорен к смертной казни, замененной ссылкой в Сибирь.
«Путешествие из Петербурга в Москву» написано в форме путевых записок мыслящего патриота и гражданина, полного горячего сочувствия русскому крепостному крестьянину и испытывающего глубокое негодование против его поработителей. Негодование сливается с чувством боли за униженное отечество, с протестом против любой общественно-политической несправедливости и притеснения. Рисуя путешествие своего героя от одной почтовой станции к другой, автор показывает читателю, что в России его эпохи везде и каждодневно совершаются бесчисленные акты несправедливости и тиранства, взывающие к совести и разуму. В своих политических концепциях Радищев намного опередил всех современных ему русских просветителей: он понял, что определяющая роль в истории принадлежит народу. Именно это сделало его книгу подлинно революционной. Радищева не испугало то, что устрашающе действовало на многие умы его времени, также проникнутые искренним стремлением помочь «страждущему человечеству», — угроза разрушения общества и культуры в результате революции низов. Он считал, что при отсутствии других путей к освобождению народ должен сам искать свободу от «тяжести порабощения» и что новые поколения восстановят нить исторической преемственности и создадут взамен утраченных новые материальные и культурные ценности. Екатерина II пришла в ужас оттого, что автор «надежду полагает на бунт от мужиков». Хвалит Франклина как зачинщика и «себя таким же представляет», хочет «изторгнуть скиптра из рук царей»».
В то же время Радищев отдавал себе отчет в стихийном характере крестьянского движения и не питал иллюзий на его счет. «Они искали паче веселие мщения, нежели пользу сотрясения уз», — пишет он о пугачевцах. Поэтому он включил в «Путешествие» проект (приписав его своему «искреннему другу»), где набросал «путь повременным законоположениям к постепенному освобождению земледельцев в России» (глава «Хотилов»). Автор проекта, «гражданин будущих времен», — убежденный противник «рабства в России». В отличие от других дворянских просветителей он не проводит различия между рабством и крепостным правом. Составляя свой проект, Радищев сознавал, что «высшая власть недостаточна в силах своих на претворение мнений мгновенно». Он стремился возбудить в дворянстве сознание неизбежности «мщения» народа, подвигнув его на отказ от сословных привилегий и на восстановление «природного всех равенства». Любовью к народу, протестом против его притеснения, горячей проповедью равенства людей, беспощадной критикой екатерининского деспотизма проникнуты и другие главы «Путешествия» («Любань», «Зайцово», «Едрово» и др.)
Понимание Радищевым исторической роли народа позволило ему, провидя «сквозь целое столетие», предсказать реальную возможность возникновения на развалинах дворянской культуры новой, народной культуры, основанной «великими мужами» иного круга, социальных взглядов и понятий. С верой Радищева в ум, здравый смысл, способность народа к исторической активности тесно связан демократизм его этики и эстетики, отвергающих условные нормы дворянского искусства, находящих в народе, в национальных чертах его характера и его устном поэтическом творчестве подлинный источник здоровой нравственности и красоты.
В русской литературе XVIII в. нет произведения, которое столь глубоко изобличало бы все стороны русской самодержавно-крепостнической действительности, «где две трети граждан лишены гражданского звания и частию в законе мертвы», а одна треть состоит из «зверей алчных, пиявиц ненасытных».
Поразительный по смелости политический памфлет — глава «Спасская Полесть», где в аллегорическом сне Истина открывает глаза властителю, привыкшему к подобострастию и лести придворных, и он видит, кто «первейший в обществе ... убийца, первейший разбойник, первейший предатель, первейший нарушитель общия тишины, враг лютейший, устремляющий злость свою на внутренность слабого».
Коллективным многоликим героем книги Радищева выступает народ. Образы крестьян и крестьянок, от крепостного пахаря до крепостного интеллигента, их горестные судьбы рисуются с неизменной искренней теплотой и сочувствием. Писатель стремится не просто изображать человеческие характеры, но показывать их обусловленность внешними обстоятельствами. Образы крестьян у Радищева — качественно новое явление в русской литературе, хотя у него еще нет полнокровных индивидуализированных типов.
Выбор Радищевым жанровой формы «путешествия», подсказанный опытом западноевропейского сентиментализма, был обусловлен возможностью посредством рассказа от первого лица пронизать повествование повышенной эмоциональностью. Но, в отличие от Стерна или Карамзина, эта эмоциональность связана у Радищева не с авторской иронией или погружением в мир интимных чувств и переживаний, а с гневной и страстной реакцией на «страдания человечества», понимаемые не абстрактно, а в их конкретном социально-историческом облике. Под «страданиями человечества» он подразумевает прежде всего участь трудового и обездоленного большинства — крепостного крестьянства. Стремление «соучастником быть во благоденствии себе подобных» определяет высокий дидактико-патетический стиль, к которому прибегает автор «Путешествия». Образцом служили ему ораторская проза Ломоносова, сочинения передовых революционных мыслителей, ораторов и публицистов Европы и Америки.
Революционная «чувствительность» Радищева сближает его с сентименталистами. Одним из интересных его повествовательных опытов был «Дневник одной недели» — детальный анализ смены чувств и настроений человека в течение нескольких дней, несущих ему горесть расставания и радость встречи с близкими. Но в «Путешествии» в рассказах о дорожных впечатлениях, наблюдениях и встречах, в стремлении героя беспощадно и трезво обнажать социальные противоречия русского общества, как и в фонвизинском «Недоросле», пробиваются также черты просветительского реализма.
Крупнейший политический мыслитель России своего времени, первый русский дворянский революционер, предшественник декабристов и Герцена, Радищев был также замечательным теоретиком стиха и поэтом-новатором. Его ода «Вольность» была первым классическим памятником русской революционной поэзии. Новаторский для русской поэзии XVIII в. характер имели и другие поэтические опыты Радищева — поэма «Песнь историческая», написанная стихом без рифмы (как и стихотворения «Идиллия» и «Журавли»), незаконченные «песнословие» «Творение мира» и поэма «Бова», подражания античным размерам и строфам (элегия «Осмнадцатое столетие», «Сафические строфы» и др.). В высоко оцененной Пушкиным элегии «Осмнадцатое столетие», созданной незадолго до гибели, Радищев воздвиг замечательный поэтический памятник своему бурному столетию — веку необратимых революционных изменений в социальной, политической и умственной жизни человечества: «Нет, ты не будешь забвенно, столетье безумно и мудро, // Будешь проклято во век, ввек удивлением всех...// Мудрости смертных столпы разрушив, ты их паки создало; // Царства погибли тобой, как раздробленный корабль. // Царства ты зиждешь; они расцветут и низринутся паки».
Произведения А.Н. Радищева Вы всегда можете найти в ЦГПБ им. В.Г. Белинского (ул. Кирова, 69).
Источник: История всемирной литературы (1991г.)