Михаил Евграфович Салтыков родился 15(27) января 1826 года в селе Спас-Угол Тверской губернии, в богатой помещичьей семье. В отличие от И. С. Тургенева или Л. Н. Толстого, Салтыков не вынес из своего «дворянского гнезда» отрадных впечатлений. Обстановка в доме была суровой, мрачной, безрадостной. Отец писателя, человек образованный, но безвольный, не оказывал заметного влияния на семью. Всеми делами заправляла мать, женщина малограмотная, происходившая из необразованной купеческой семьи, но умная, деятельная, властная. Она держала в строгом повиновении и крепостных крестьян, и мужа, и детей. Все ее интересы сосредоточивались на хозяйственных приобретениях.
   Когда Салтыков писал «Господ Головлевых», он придал персонажам романа некоторые особенности членов своей семьи и, в частности, наделил образ Арины Петровны чертами самовластной хозяйки имения Салтыковых.
   В родительской усадьбе, как и вообще в той провинциальной помещичьей среде, где прошли первые десять лет жизни Салтыкова, будущий писатель видел все ужасы вековой кабалы в их отвратительной наготе. «Крепостное право, тяжелое и грубое в своих формах, сближало меня с подневольною массой, — писал он впоследствии, вспоминая годы своего деревенского детства. — ...Только пережив все его фазисы, я мог прийти к полному, сознательному и страстному отрицанию его».Эти строки из предсмертной «Пошехонской старины» поясняют, как глубоко запали в душу даровитого и впечатлительного мальчика картины крепостнического произвола, и в каких условиях началось его формирование как непримиримого борца против всех форм рабства.
   По принятому в дворянской среде обычаю, начальное образование Салтыков получил дома. В числе его первых наставников были: крепостной живописец, научивший мальчика русской грамоте, местный священник, старшая сестра, а также гувернеры и рёпетиторы, приглашавшиеся прижимистой матерью за недорогую цену...
   В десятилетнем возрасте Салтыков поступил в третий класс Московского дворянского института, где в свое время учились Жуковский, Грибоедов, Лермонтов. Через два года Салтыков за отличные успехи был переведен в Царскосельский лицей. Это привилегированное учебное заведение, готовившее дворянских детей для службы на высоких государственных должностях, Салтыков иронически называл «рассадником министров».
   В то время лицей был еще полон славой знаменитого воспитанника его — Пушкина. Воспоминание о великом поэте вдохновляло и обязывало: питомцы соревновались за право быть наследником Пушкина — и влияние литературы было в лицее очень сильно. В атмосфере этих поэтических настроений пробуждалось дарование Салтыкова. По его словам, уже в 1-м классе лицея он «почувствовал решительное влечение к литературе, что и выразилось усиленною стихотворною деятельностью».
  В привилегированных учебных заведениях (1836—1844) Салтыков получил основательное гуманитарное образование, приобщился к литературе и в совершенстве познал весь процесс официального воспитания царских сановников, и это ему пригодилось, когда он впоследствии высмеивал их в сатирических образах «помпадуров», «градоначальников», «ташкентцев» и т. д.

  После окончания лицея в 1844 году Салтыков становится чиновником военного министерства, но служба его не интересовала. Растущие духовные запросы юноши, воспитанного на статьях Белинского, все более склонялись к литературе. Важным событием в идейной жизни Салтыкова во время четырехлетней петербургской службы явилось его участие в кружке революционно настроенной молодежи, руководимом М. В. Петрашевским.

   Члены кружка увлекались идеями утопического социализма Фурье, Сен-Симона и других французских мыслителей, вели живые беседы по политическим и нравственным вопросам.
    Социалистические взгляды молодого Салтыкова нашли свое выражение в его новых литературных опытах. Он пишет рецензии на книги для детей, горячо пропагандируя принципы воспитания гармонически развитой личности, публикует две свои первые повести «Противоречия» (1847) и «Запутанное дело» (1848), в которых выступает решительным противником социального неравенства и защитником униженных и оскорбленных.
    В лучшей этих повестей, в «Запутанном деле», изображается бедственное положение молодого человека Мичулина, проживая в Петербурге, он не находит работы; голодное существование и издевательства вызывают у него чувство негодования против блаженствующих «мошенников». Люди богатых сословий представляются герою повести в виде стаи «жадных волков». Он жаждет их уничтожения. Но его одинокий протест бессилен. Преждевременная смерть оказывается единственным выходом из «запутанного дела».
   В повести «Запутанное дело», опубликованной в журнале «Отечественные записки» в марте 1848 года, то есть сразу же после февральской революции во Франции, идеологи реакции усмотрели проповедь «гильотины для всех богатых», стремление к распространению революционных идей, потрясших уже всю Западную Европу. В апреле 1848 года Салтыков был сослан на службу в Вятку.

   Молодой литератор, страстно отдававшийся передовым идейным исканиям, оказался внезапно выброшенным из столицы в глухой провинциальный город. Резкая смена впечатлений тяжело отразилась на настроениях Салтыкова. Он чувствовал себя несчастным, горько жаловался на свою жизнь в грязном обывательском болоте, на отсутствие духовно родственной среды.
   Но, как впоследствии признавал сам Салтыков, продолжавшаяся около восьми лет принудительная служба в Вятке явилась «великой школой жизни». Как человек умный, образованный, деятельный, он быстро выдвинулся на видное место чиновника особых поручений в губернской администрации.
  Служба его была связана с постоянными разъездами по отдаленным, глухим местам Вятской и соседних губерний. Он всесторонне познал жизнь, быт, психологию разнообразных слоев населения — чиновничества, купечества, мещанства, крестьян, и это имело большое значение для его литературной деятельности, которая возобновилась тотчас же после ссылки.
  Возвращение в Петербург стало возможным для Салтыкова в начале 1856 года, когда после смерти Николая I и поражения в Крымской войне самодержавие вынуждено было пойти на смягчение политического режима и заявило о согласии отменить крепостное право.
«Губернские очерки». Рождение великого сатирика
   В условиях бурно начавшегося общественного подъема Салтыков создает на основе богатых жизненных впечатлений от вятской ссылки свои знаменитые «Губернские очерки» (1856—1857). Они печатались в журнале «Русский вестник» под псевдонимом Н. Щедрин, навсегда закрепившимся за писателем.
В «Губернских очерках» Салтыков сурово и мужественно обличал неограниченный произвол властей, их надругательства над бесправной массой. В сатирической портретной галерее он живописно представил все провинциальное чиновничество — от мелкого канцеляриста до губернатора — в образах взяточников, вымогателей, казнокрадов, бездельников, клеветников, безжалостно грабивших народ. Насильники и паразиты изображены в щедринской сатире не просто дурными людьми, а как неизбежное порождение всего прогнившего, варварского самодержавно-крепостнического строя жизни.
   «Губернские очерки» по объективному смыслу своему и по субъективной позиции автора принципиально отличались от широкого потока либерально-обличительной литературы того времени.
   Нападки на взяточничество чиновников — исконная тема либеральных литературных обличений. Согласно либеральной концепции, взяточничество было порождением злой воли отдельных представителей административного аппарата, нарушающих, в силу своей нравственной испорченности, требования законности.
   В соответствии с таким пониманием природы взяточничества искоренение последнего ожидалось от самого же правительства, юридическим мероприятиям которого должны были содействовать широкие публичные обличения.
   Таким образом, обличительная литература либерального направления все свое негодование направляла на взяточников, видя в них людей низкой нравственности и главных виновников «ненормальностей» бюрократической системы. Критика эта не затрагивала основ самодержавного режима, и тем самым реабилитировала действительный первоисточник всех тех бедствий, терзавших общество, среди которых взяточничество было далеко не самым главным.
   В «Губернских очерках» тема взяточничества не была основной и получила новое истолкование. Щедрин в одном из «Губернских очерков» («Приятное семейство») ядовито высмеял административно-юридическую программу обличений взяточничества, изложив ее в виде поучений губернатора князя Льва Михайловича Чебылкина.

   Его сиятельство признает, что «нехорошо взятки брать», и не возражает против обличений, но рекомендует литератору делать это так, «чтоб читателю приятно было; ну, представь взяточника, и изобрази там... да в конце-то, в конце-то приготовь ему возмездие, чтобы знал читатель, как это не хорошо быть взяточником... а то так на распутии и бросит — ведь этак и понять, пожалуй, нельзя, потому что, если возмездия нет, стало быть, и факта самого нет, и все это одна клевета».
   Если главной заботой либеральных обличителей взяточничества было содействие «правосудию», призыв к официальному возмездию и в этих целях идеализировались строгие блюстители законопорядка, то в «Губернских очерках» взяточничество изображается, прежде всего, как массовое явление и как один из неизбежных спутников социально-политического строя. Другими словами, «Губернские очерки» дают глубокое объяснение исторических причин, порождающих взяточников, раскрывают социально-политический генезис взятоничества.
   Низшее и забитейшее чиновничество выступает в «Губернских очерках» то в собирательном образе «бедного труженика, кроткой жертвы свирепой бюрократии» («Христос воскрес!»), то в образе «из мелких мельчайшего» канцеляриста Техоцкого («Княжна Анна Львовна»), то в образе представителя «крапивного семени» Дернова, пытающегося поправить свое бедственное положение выгодной женитьбой («Выгодная женитьба»). Наиболее показателен в этом отношении рассказ «Первый шаг», рисующий картину страшной нищеты в среде приказных и горькую судьбу чиновника, для которого проблема сапог была столь же трудной, как и проблема шинели для гоголевского Акакия Акакиевича, и который, будучи однажды вовлечен в историю с вымогательством взятки, попал под арест.

   Добролюбов обратил особое внимание на гуманистическое изображение Щедриным мелкого бедного чиновничества и высоко оценил эту черту сатирика, выделяющую его из массы вульгарных обличителей. Он писал: «Никто, кажется, исключая г. Щедрина, не вздумал заглянуть в душу этих чиновников — злодеев и взяточников, да посмотреть на те отношения, в каких проходит их жизнь. Никто не приступил к рассказу об их подвигах с простою мыслью: «Бедный человек! Зачем же ты крадешь и грабишь? Ведь не родился же ты вором и грабителем, ведь не из особого же племени вышло, в самом деле, это так называемое крапивное семя?» Только у г. Щедрина и находим мы по местам подобные запросы, и зато он до сих пор остается не только выше всех своих сверстников по обличительной литературе, но и вообще выше многих из литераторов наших, увлекавших нашу публику рассказами с претензиею на широкое понимание жизни». В свою очередь и Чернышевский отмечал, что Щедрин обнаружил «редкое знание жизни и уменье ценить людей», что его «Губернские очерки» вовсе не задаются целью обличать дурных чиновников и являются правдивой художественной картиной среды, в которой заклейменные сатириком отношения не только возможны, но и необходимы.
    Отрицательное отношение Салтыкова-Щедрина к бюрократии вообще вовсе не исключало его сочувственного отношения к низшему, бедному чиновничеству, влачившему жалкое зависимое существование.
    В работе над «Губернскими очерками» Салтыков осознал в себе сатирика, и это сознание нашло себе прочное подкрепление в литературных кругах и в широком обществе. С этого времени Щедрина стали называть основателем и главою обличительного направления, с этого времени вошли в оборот выражения «щедринская школа», «щедринское направление», «в щедринском духе».
    Характерные особенности освободительной борьбы на рубеже 60-х годов и черты Салтыкова как мыслителя и художника, страстно отдававшегося этой борьбе, с наибольшей полнотой и рельефностью запечатлены в очерках «глуповского» цикла, составивших основную часть «Сатир в прозе».
    Очерки о «глуповцах» (1861—1862) объединяет идея об исторической обреченности представителей старого крепостнического режима, о крушении их политического господства, их нравственном и физическом вырождении. Салтыков полагал, что люди крепостнических убеждений не устоят перед напором общественных демократических сил, не сумеют сохранить своих командных позиций в государстве. Демократическая интеллигенция, проявив героические усилия, сумеет добиться скорой победы. Считая сопротивление крепостников исторически обреченным на неминуемый провал, тщетным и потому глупым, сатирик присваивает приверженцам старины наименование глуповцы, называет их жителями города Глупова.
    Местом действия «Губернских очерков» и целого ряда произведений, написанных Щедриным вслед за ними, был город Крутогорск. Это вымышленное название первоначально не заключало в себе иного смысла, кроме условного географического определения, и в связи с местом ссылки Салтыкова нередко воспринималось читателями как псевдоним Вятки. Неудобство такого ограничительного понимания Салтыков все более осознавал по мере того, как его сатира углублялась в общий «порядок вещей» крепостнической монархии. И недаром образ города Глупова впервые появляется именно в очерке «Литераторы-обыватели» («Современник», 1861, № 2), где Салтыков выразил внутренне назревшую к 60-м годам потребность открыто размежеваться с теми либеральными обличителями, которые, угодливо подчиняясь правительственным нормам «гласности», не шли дальше обличения отдельных фактов чиновничьих злоупотреблений и с которыми вольно или невольно смешивали Салтыкова некоторые читатели.

  Таким образом, пришедший на смену Крутогорску город Глупов явился той ядовитой художественной метафорой, которая сопротивлялась локальному истолкованию и сатирически клеймила весь самодержавно-крепостнический режим.
  Приведенные примеры показывают, как художественная мысль сатирика влечется логикой изображаемых явлений к собирательным образам, коллективным портретам, подготовляя почву для появления «историографов», «помпадуров», «глуповских градоначальников». Группируя в связи с каким-нибудь социально-политическим признаком множество однородных фигур, Салтыков испытывал необходимость в подыскании соответствующего сатирического определения. «Сатиры в прозе» только намечают этот генерализирующий метод типизации, но уже и здесь на основе его достигнуты яркие обличительные и разоблачительные общения. Высшие из них — Глупое и глуповцы — возникли в 1861 году в связи с просветительской верой в победу ума над глупостью и, таким образом, явились закономерным художественным выражением той позиции, которую занял Салтыков-Щедрин в годы первой революционной ситуации в России.
   Обаяние идеалов, воспринятых Салтыковым от западных утопических мыслителей, от Белинского и Петрашевского, было так велико, красота их так человечна, перспек¬тива, открываемая ими угнетенному народу, так светла, что одно это уже внушало глубокую веру в их покоряющую силу; и с высоты этих же идеалов ярко выступала перед взором сатирика вся первобытность, звериная «мохнатость понятий» крепостника — человека в «дурацком колпаке».
   Можно с полной основательностью сказать, что на всем протяжении своей литературной деятельности Салтыков никогда не выступал таким убежденным просветителем, глубоко верящим в непосредственную, практическую победу передовой мысли, как на рубеже 50—60-х годов. Останется он просветителем и в дальнейшем, но уже в белее высоком, в более революционном смысле.

   Просветительство его будет иметь задачей не достижение непосредственного практического результата, а подготовку народных масс для организованной и сознательной борьбы.
Салтыков, став уже знаменитым писателем, в течение нескольких лет продолжал служебную деятельность. Он служил вице-губернатором в Рязани и Твери (1858—1862), председателем казенной палаты в Пензе, Туле и Рязани (1865—1868). Находясь на этих должностях, он старался, насколько позволяли условия, «не дать в обиду мужика». Такое гуманное отношение к народу было необычным в высшей бюрократической среде, и сослуживцы, припоминая французского революционера-якобинца Робеспьера, называли вице-губернатора Салтыкова вице-Робеспьером.
   Заниматься служебной деятельностью побуждали Салтыкова не только материальные соображения, но и намерение принести пользу обществу. Польза эта, как все больше убеждался он, оказывалась лишь бесследной каплей добра в море бюрократического произвола. Честный, с независимым характером администратор все чаще вступал в конфликт с властями. Морально угнетало Салтыкова и его двойственное положение: формально он был причастен к той правительственной системе, с которой боролся как сатирик. Человеку революционно-демократических убеждений становилось все труднее находиться на государственном поприще, и в 1868 году Салтыков совсем оставил службу и отдался исключительно литературе.
   Многолетняя служебная деятельность Салтыкова дала ему богатый материал для творчества. На личном жизненном опыте он превосходно постиг официальную и закулисную стороны высшей бюрократии, и потому его сатирические стрелы так метко попадали в цель.
   В 1868 году Салтыков-Щедрин стал вместе с Некрасовым во главе «Отечественных записок». Этот журнал продолжал революционно-демократические традиции «Современника», запрещенного правительством в 1866 году.
   Доблестно осуществлял Салтыков роль руководителя передового журнала и после того, как лишился своего главного соратника — Некрасова, умершего в конце 1877 года.
   Время работы в «Отечественных записках» — с января 1868 года до их запрещения в апреле 1884 года — самая блестящая пора литературной деятельности Салтыкова, период высшего расцвета его сатиры. Окончательный разрыв с бюрократической службой, отказ от попыток использования государственного аппарата в интересах демократии позволили Салтыкову отдаться творчеству с полной внутренней свободой, и его литературная деятельность сразу приобрела необычайный размах.
   На страницах журнала ежемесячно появляются его произведения, привлекающие к себе внимание всей читающей России. Сатирик переживает небывалый творческий подъем. Он как бы не поспевает за огромным наплывом впечатлений, идей и картин. Продолжая ранее начатое, он торопится заглянуть в новые сферы, открывающиеся его сознанию, коснуться новых пластов, на которые наталкивается его мысль, зафиксировать новые картины, рисующиеся его могучему воображению, положить начало воплощению новых замыслов, возникающих в ходе работы над прежними темами. И все это — старое и новое — выливается в мощные параллельные тематические потоки.
   Временно приостановив в конце 1868 года «Помпадуров и помпадурш», сатирик отдается родившейся из них «Истории одного города», а затем, напечатав в январе 1869 года начало «Истории...» и подойдя в первых главах — «Опись градоначальникам» и «Органчик» — к исподволь назревавшему в его творчестве сказочному жанру, до конца года приостанавливает и ее, чтобы написать первые сказки («Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Пропала совесть», «Дикий помещик»), завершить «Признаки времени» и «Письма о провинции», положить начало «Господам ташкентцам».

   В это же время Салтыков пишет целую серию публицистических и литературно-критических статей и рецензий. Таким образом, мы можем отметить как одну из характерных особенностей Салтыкова-художника изумительный полет его мысли, сложное переплетение, столкновение и взаимопро-никновение его творческих замыслов, такое их разветвление, где каждая отдельная ветвь приобретает относительную самостоятельность и в то же время восходит к какому-то общему корню. В основе этой особенности лежит темперамент борца, стремящегося охватить современность во всем многообразии ее сторон, отозваться немедленно на все вновь возникающие, тотчас же активно вмешаться в общественно-политическую битву, повлиять на ее желательный исход разными родами оружия — художественной сатирой, публицистикой.
   Творческая активность писателя неизменно удерживалась на высоком уровне и ознаменовалась как значительным расширением проблемно-тематических границ, так и художественным обогащением щедринского реализма. Не покидая прежних тем, касавшихся преимущественно политического режима дворянской монархии, его сатира сосредоточилась теперь на процессах капиталистического развития России, экономического и нравственного распада дворянства, превращения дворянского либерализма в либерализм буржуазный, призванный обосновать и оправдать соответствующими доктринами бурно нарождавшиеся буржуазные отношения. «Дневник провинциала в Петербурге» (1872) сатирик закончил знаменательным выводом о том, что выдохшийся «старый ветхий человек» (дворянство) отходит в вечность и что место его заступает «новый ветхий человек» (буржуазия), новый деятельный тип хищника. Художественное исследование буржуазно-дворянской собственности выступило в 70-е годы на первый план в щедринской сатире, но разоблачение самодержавной государственности, бюрократизма не только не исчезло, но и приобрело более глубокий характер.

   «История одного города» раскрывала преимущественно административно-политический аспект самодержавия.
Салтыков не терял из вида и бюрократического аспекта самодержавия. Новым здесь было раскрытие той чрезвычайно существенной стороны бюрократического механизма, которой писатель прежде касался мало. Это — молчалинство («Господа Молчалины»).

   Произведения, написанные в 70-е годы, открывали новые и новые доказательства многогранности художественного метода Салтыкова, эстетической чуткости писателя к свойствам того жизненного материала, с которым он имел дело в каждом отдельном случае. Тон, приемы, изобразительные средства, жанровая структура — все это, сохраняя основные черты творческой индивидуальности сатирика, в то же время изменялось и сменялось в зависимости от темы и соответственно теме.
   Творчество Салтыкова в 70-е годы характеризуется крупными сдвигами и в жанровом отношении. В это время присущий Салтыкову прием построения серийных сатирических обозрений, обусловленный стремлением писателя широко и многогранно отобразить действительность в самом процессе ее исторической изменяемости, закономерно приводит к созданию ряда стройных проблемно-тематических циклов, которые в отдельных случаях приобретают жанровые признаки романа. Таковы, например, «Дневник провинциала в Петербурге», «Господа Молчалины», «Убежище Монрепо» и как высший образец— «Господа Головлевы» (1875—1880).
   На переходе к 80-м годам стоит книга очерков «За рубежом», начатая в год окончания «Господ Головлевых». Произведение, отразившее впечатление Салтыкова от европейских путешествий, примечательно прежде всего в двух отношениях. Во-первых, оно является во всем щедринском творчестве самым блестящим экскурсом сатирика в буржуазную европейскую действительность. Во-вторых, книга «За рубежом», дописывавшаяся в обстановке наступившей в 1881 году, после убийства Александра II народовольцами, дикой правительственной реакции, отразила в севе этот крутой перелом общественно-политической ситуации.
    В борьбе с реакцией 80-х годов. Смерть на месте битвы. Итоги жизни/
   Бросая общий взгляд на эволюцию сатиры Салтыкова за двадцать пять лет — от «Губернских очерков» идо 80-х годов — можно сделать следующее заключение. До конца 60-х годов предметом его сатиры являлись преимущественно бюрократия и дворянство. В 70-е годы, не покидая прежних проблем, тем и типов, щедринская сатира широко захватывает буржуазию города и деревни.
   Что же касается произведений 80-х годов, то они, не оставляя в покое ни бюрократии, ни дворян-крепостников, заметно активизировавшихся в это время, ни все более растущей буржуазии, характеризуются прежде всего глубокими размышлениями о судьбах человека из разночинной среды, о положении народных масс. Салтыков рисует широкую картину бедствий крестьянской России, создает разнообразную галерею типов «среднего человека» из разных.

  Новые темы — жизнь «среднего человека» и жизнь «человека, питающегося лебедой»,— выдвинулись на первый план не просто вследствие недостаточного их освещения в предыдущем творчестве Щедрина, а прежде всего потому, что писатель находил их теперь, в период тяжелой политической и общественной реакции 80-х годов, наиболее актуальными. Революционная ситуация начала 60-х годов и революционная ситуация конца 70-х годов, героизм, который проявляла в эти годы революционная интеллигенция, колебания и смятение, которые наблюдались в это время в правительственных верхах и в господствующих классах, не привели, однако, к желаемым результатам. Реакция, оправившись от потрясений, опять брала перевес.  

    Щедрин все отчетливее понимал, что основной причиной поражения революционных борцов и торжества реакции является несознательность и неорганизованность народных масс, их идейная неподготовленность к борьбе за свои права. Писатель стремился показать основные причины слабости освободительного движения, и поэтому проблема народа заняла особое место в последних произведениях Щедрина, поэтому «настроение масс» считал он теперь главной своей темой.
   Для произведений, созданных Салтыковым в 80-е годы, характерно обилие трагических ситуаций. Нарастание трагического элемента в реализме Салтыкова было обусловлено, во-первых, все более тесным сближением творческих замыслов писателя с той «страдательной средой», которая испытывала весь гнет деспотизма, и, во-вторых, нарастанием трагизма в самой действительности, вызванным обострением идейных и классовых конфликтов, углублением политической и общественной реакции, усилением полицейских преследований и всяких других форм насилия. После первого марта 1881 года началась жестокая расправа самодержавия с революционерами-народовольцами.
   Будничный трагизм, не осознаваемый даже самими жертвами его, нашел свое выражение и в трагическом финале «Пошехонских рассказов», и в кровавой развязке многих маленьких комедий (т. е. таких сказок, как «Самоотверженный заяц», «Здравомысленный заяц», «Карась-идеалист» и др.), и особенно в маленьких трагедиях о людях, задавленных житейскими «мелочами» («Мелочи жизни»).
   Самодержавие, видя в лице Салтыкова своего опасного врага, подвергало все более частым репрессиям его «Отечественные записки», готовилось вообще запретить этот самый передовой журнал русской демократии, но до поры до времени воздерживалось, боясь, что эта мера против писателя, которого высоко ценили все честные люди России, вызовет общественное возмущение.
   В апреле 1884 года журнал Салтыкова-Щедрина был закрыт царским правительством «за содействие революционному движению». Писатель тяжко переживал эту катастрофу. Он почувствовал, что у него «душу запечатали», что он «лишился языка», разлучен с «единственно любимым существом» — читателем. Но он не мог молчать.
   Борьба за преобразование жизни оружием художественного слова была его органической потребностью. Вынужденный печатать свои произведения «в чужих людях», на страницах либеральных органов (журнал «Вестник Европы», газета «Русские ведомости»), он и теперь не изменил своим прежним убеждениям.
   Салтыков оказался перед необходимостью, как он выражался, произвести «ломку манеры». Понятие о ломке он конкретизировал как намерение приняться за что-нибудь бытовое. Это и нашло свое выражение в создании большой серии социально-бытовых рассказов («Мелочи жизни») и большой бытовой картины («Пошехонская старина»).
   От всех других произведений Салтыкова его предсмертная «Пошехонская старина» (1887—1889) отличается рядом существенных признаков. Назовем самое основное. Во-первых, произведение рассказывает о событиях, которые отдалены от времени его написания на несколько десятилетий.

   Такое явление было необычным в творческой практике сатирика, замыслы которого всегда были непосредственно связаны с переживаемым историческим моментом. Во-вторых, произведение написано в форме мемуарно-автобиографического повествования, чему также нет близких аналогий в предшествующем творчестве Салтыкова. И в-третьих, «Пошехонская старина» ярко выделяется в творчестве Салтыкова и вообще в русской литературе XIX века обилием подробно обрисованных типов крепостных рабов, которые в своей совокупности создают завершенное представление о быте и нравственном мире крепостной крестьянской массы. Родственные по социальной тематике «Господа Головлевы» и «Пошехонская старина», однако, заметно рознятся тем, что, рисуя царство феодальной жестокости и произвола, писатель сосредоточивается в первом произведении на изображении помещиков, во втором — крепостных крестьян. Особенности «Пошехонской старины» находят свое объяснение как в общей эволюции творчества Салтыкова в последние годы, так и в своеобразной творческой истории данного произведения.
    «Пошехонская старина» была задумана в самом начале 80-х годов, но осуществление замысла год за годом отодвигалось. Приступить к «Пошехонской старине» «мешали» другие литературные работы, и как только последние наталкивались на цензурные барьеры, мысль Салтыкова возвращалась к бытовой теме о «старине».
   В «Пошехонской старине», этой своей предсмертной книге любви и гнева, Салтыков-Щедрин слал последнее проклятие темному прошлому и звал в светлое будущее. Обращаясь к детям, «устроителям грядущих исторических судеб», он писал: «Не погрязайте в подробностях настоящего... но воспитывайте в себе идеалы будущего; ибо это своего рода солнечные лучи, без оживотворяющего действия которых земной шар обратился бы в камень. Не давайте окаменеть и сердцам вашим, вглядывайтесь часто и пристально в светящиеся точки, которые мерцают в перспективах будущего».
    Последние страницы «Пошехонской старины» написаны слабеющей рукой бойца, умирающего на месте битвы. В марте Салтыков-Щедрин дописал последнюю главу, а 28 апреля (10 мая н. ст.) 1889 года он скончался.

Источник фото: wysotsky.com, www.mk-penza.ru, www.dmitrylesnoy.com, lirika.biz, illustrada.ru, artpoisk.info, illustrada.ru, illustrada.ru, mamlas.livejournal.com

Интересно почитать:

1. Белохвостиков, Е. Странички пензенской истории : краеведческие статьи 2001-2008 гг. . Часть 2. / Е. Белохвостиков // Пенза. — 2008 .
2. Соболев, А. Сатирик Пензу не хвалил / Александр Соболев // Наша Пенза. — 2012 .— 28 марта-3 апреля (№ 13) .— С. 10 : 2 илл
3. Февралёва, С. "Вице-Робеспьер" нашего дома / Светлана Февралёва // Пензенская правда. — 2014 .— 18 ноября (№ 87) .
4. Знакомьтесь: М.Е. Салтыков-Щедрин / авт.-сост. П.П. Барашев [и др.] .— М. : Инфра-М, 2011 .— 378 с.
5. Салтыков-Щедрин, Михаил Евграфович. История одного города : повесть / М.Е. Салтыков-Щедрин .— М. : Дет. лит., 1988 .— 238 с.
6. Салтыков-Щедрин, Михаил Евграфович. Собрание сочинений : в 10-ти т. / М.Е. Салтыков-Щедрин .— М. : Правда, 1988